Герда повернула голову, чтобы лучше его видеть. Еще утром казалось, что она ему безразлична, что он злиться на нее, а теперь сам попросил остаться, да еще так двусмысленно. Будь она дома, ее бы давно сочли гулящей. Разве можно лежатьс мужчиной, с которым ты даже не обручена, в одной постели? Странно, ведь если бы Вальдемар или даже Финист предложили нечто подобное, она бы испугалась, стала возмущаться и убежала. А от Николя убегать совсем не хотелось. И она прекрасно понимала, что если бы он предложил что-то большее, она бы все равно не смогла ему отказать. Наверное, это и есть та самая любовь, от которой теряют голову. Убаюканная медленным течением собственных мыслей, Герда тоже уснула.
***
Резерв не восстанавливался. Сколько бы Николя не отлеживался в постели, сколько бы непытался услышать ветер и слиться со стихией, ничего не происходило. Тело стало невероятно тяжелым, словно каменным, а внутри болезненно ныла всепоглощающая пустота, из которой волнами поднимался могильный холод. Неужели обычные люди без дара всегда чувствуют такую слабость? Невыносимо.
Эглаборг пытался отпаивать его зельями, проводил какие-то манипуляции с аурой. Не помогало. Целитель уверял, что просто потребуется больше времени, но в его взгляде ясно читалось иное: надорвался, безнадега. Оставалось только пялиться в потолок, все больше погружаясь в хандру и уныние. Аппетит совсем пропал - еда сухим комом резала горло и ползла обратно. Даже поспать не удавалось. Стоило сомкнуть глаза, как Николя вновь оказывался в пыльной комнате перед разбитым зеркалом. Тело дергалось против воли, и сон как рукой снимало. Но хуже всего было тревожное ожидание, когда Мертвый бог объявит третье испытание, сил на которое у Николя уже не осталось. Он постоянно прислушивался к себе и к тому, что происходило за стенкой, страшась пропустить, выпасть из реальности в тот самый момент, когда Герде понадобится защита. И тогда... тогда все усилия и жертвы окажутся напрасными.
За неделю он отлежал себе все бока. Суставы затекли, а в голове шумело как после сильного похмелья. Солнце в это утро светило в окно так призывно ярко, что Николя просто не выдержал. Встал и на негнущихся ногах поплелся на улицу. Надеялся, что свежий воздух хоть немного его оживит. Но стоило ступить за порог, как он нос к носу столкнулся с Гердой.
Николя тосковал по ней и все же не решался проведать, даже когда она спала. Слишком страшно было, что она увидит его в таком состоянии и поймет, насколько он немощен и жалок на самом деле. Совсем не тот герой без страха и упрека, каким она его представляла. Хилый низкорослый мальчишка, слабак, у которого сил даже замахнуться детским деревянным мечом не хватает. Разочарованный взгляд отца после очередного неудавшегося урока фехтования ярким пятном всплывал в памяти. Как же тогда хотелось умереть, чтобы не видеть, не понимать, что он не достоин ни своего отца, ни родового дара, ни даже права ходить по Мидгардской земле. Со временем он научился не замечать, не думать об этом, но предательская память иногда подкидывала эти образы. Герда была первым человеком, в чьих глазах он увидел неподдельное восхищение. Только благодаря ее вере тогда в Дрисвятах Николя впервые почувствовал себя мужчиной, воином, способным на подвиг. И совершил его, сам до конца не поняв, как. А после, когда было непереносимо тяжело и казалось, что враг несокрушим, Николя представлял, что сражается ради нее, и побеждал. Всегда. Но если сейчас Герда увидит его слабость,ореол всесильного Охотника, что он так долго и тщательно создавал вокруг себя, развеется, как лживый мираж, и она поймет, насколько он слаб и немочен. И в ее взгляде будет то же разочарование, что и у отца. Тогда и сражается будет уже незачем.
Однако сейчас Герда смотрела настороженно и решительно, потешно сжав крохотные кулачки. Как же он соскучился! Хотелось прижать ее к себе крепко-крепко и не выпускать никогда. Николя застыл, всеми силами стараясь держать спину ровно и не показывать, что голова идет кругом, а ноги подкашиваются от усталости. И все же не выдержал. Дрогнул. Разговор с Гарольдом окончательно его доканал. Появился новый спаситель? Что ж, пусть. Лишь бы избавил Упсалу от крыс. Тогда можно будет со спокойной совестью убраться отсюда. Жаль только, что Гарольд вынудил его сознаться в собственной слабости. Упасть в обморок, да еще при Герде! Хуже не придумаешь. И уж конечно, она не смогла сдержать жалости. От этого словно огнем опекло, сильнее даже, чем от пощечины. Он сорвался. Закричал, и как последний трус забился в угол у себя в спальне. Ждал, когда Герда вернется, чтобы окончательно развенчать его. И она пришла... принесла завтрак и попыталась кормить его с ложечки, как маленького. Какое унижение!