Северный сфинкс

Я приложил к уху устройство, которое мой друг майор Никитин называл рацией и которым он научил меня пользоваться. Именно с помощью этой самой рации я получу приказ адмирала Ушакова открыть огонь по неприятелю. Но пока она молчала. На всякий случай я еще раз обошел батарею и переговорил с канонирами, стоявшими с дымящимися фитилями в руках рядом с карронадами. Они ждали команду, чтобы поднести их к затравкам орудий. Мне показалось, что некоторые матросы шепчут молитвы, прося Господа нашего и всех святых спасти и сохранить их. Но ни у кого на лице я не увидел испуга – все морские служители были готовы до конца исполнить свой долг и пролить кровь за Отечество.

– «Звезда», я «Первый», ответьте мне, прием, – услышал я из рации голос майора Никитина.

– «Звезда» на приеме, – отозвался я.

– Открывайте огонь по четвертому по счету британскому кораблю, когда он пройдет мимо вас. Старайтесь сбить мачты и повредить руль. Как поняли меня, прием?

– Вас понял. Бить по четвертому, стараться сбить мачты и повредить руль.

– Все правильно. Удачи тебе, Ваня, – сказал майор Никитин.

Мне стал понятен замысел адмирала Ушакова. Он хотел, чтобы мы, начав стрелять, своим огнем как бы разорвали по центру строй британцев. С четырьмя-пятью прорвавшимися к городу кораблями береговые батареи и корабли Ревельской эскадры справятся. Вторая же половина британской колонны не посмеет бросить своих товарищей. Она будет рваться мимо нас им на помощь. Ну, а мы…

«А нам будет жарко, – подумал я про себя. – Так жарко, что если к концу боя от моих людей останется хотя бы половина, то это будет очень здорово. Но что ж делать-то? Мы люди военные, и бояться смерти нам негоже».

Британские корабли медленно проплывали мимо нас. Наши пушки были хорошо укрыты, к тому же майор Никитин посоветовал нам накинуть на амбразуру старую рыбацкую сеть с привязанными к ней сухими веточками и пучками травы. Я вчера специально прошел на лодке вдоль батареи и убедился, что с моря орудия обнаружить весьма затруднительно.

Дождавшись, когда корма четвертого по счету 74-пушечного британского корабля окажется от нас на расстоянии каких-то ста пятидесяти ярдов²⁹, я скомандовал:

– Снять сети!

А когда мой приказ был выполнен, махнул рукой, крикнув:

– Батарея, пли!

Раздался страшный грохот. Ядра врезались в корму вражеского корабля. Не теряя времени даром, канониры бросились к карронадам, готовя их к новому залпу. А я взглянул в бинокль, чтобы оценить повреждения, нанесенные британцу орудиями батареи. Промахнуться с такого расстояния было просто невозможно. Корма корабля была разбита, но руль, как мне показалось, остался невредим.

– Ребята, цельтесь лучше! – крикнул я канонирам. – Поломайте ему руль!

Следующим залпом мы окончательно разворотили ему корму и разбили-таки руль. Он рыскнул по курсу, и ветер понес британца в сторону ряжей.

«Вот тут-то тебе, дружок, и будет конец, – подумал я. – Застрянешь на ряжах, а мы потом расстреляем тебя, словно мишень».

В это время следующий за нашим «крестником» корабль дал залп по нашей батарее. К счастью, большая часть неприятельских ядер легла с перелетом. В бруствер батареи угодило всего несколько ядер, не причинив нам большого вреда.

– Поджигай «туманный ящик!» – скомандовал я.

«Туманным ящиком» мы прозвали хитрое устройство, придуманное людьми майора Никитина. Они набили в деревянную коробку какую-то дрянь, которая после того, как ее подожгут, давала столько густого белого дыма, что сквозь него невозможно было что-либо увидеть.

– Ваня, – сказал мне мой новый друг майор Никитин, – нам надо не только разбить британскую эскадру, но и сделать это с наименьшими потерями. Нет в том бесчестья, если вы на время укроетесь в дыму от вражеского огня. Пусть англичане думают, что с вами покончено. А вы, когда дым рассеется, снова продолжите сражаться. Врага щадить не надо, а вот наших людей следует.

Я обошел батарею. У нас же было ранено несколько человек, а убитых, слава богу, не оказалось. Канониры внимательно слушали грохот выстрелов. Бой вели другие береговые батареи. Дым потихоньку рассеивался, и я приказал канонирам зарядить карронады и приготовиться к открытию огня. Впереди, у самой гавани, мы заметили яркие языки пламени. Похоже, что наши артиллеристы подожгли какой-то вражеский корабль.

Перед стволами наших карронад вновь мелькнула корма британца. Казалось, что до нее можно было дотронуться рукой. Я дал команду, и батарея всадила в эту корму тяжелые ядра. Сквозь грохот орудия я услышал треск дерева. Ядра, словно гигантский молот, разнесли корпус вражеского корабля. С палубы его донеслись ругательства и крики раненых. Потом раздались трели боцманских дудок. Похоже, что в трюм британца стала поступать вода.

«Ну вот и второй корабль эскадры вряд ли доберется до берегов Туманного Альбиона, – подумал я. – А ведь мы их побьем, ей-богу, побьем!..»

23 апреля (5 мая) 1801 года. Раннее утро.

Побережье Балтийского моря

неподалеку от деревни Мариенталь.