Северный Удел

Двое дюжих ребят «пустой» крови вытаскивали мертвецов в анфиладу, а за ними, дожидаясь очистки зала, стоял, приподнимаясь на носочках, беспокойный лицом человечек.

Мальцев.

Я слабо улыбнулся:

– Я вижу…

Договорить мне не удалось – Шнуров двинул сапогом в зубы:

– Ты, кровь высокая, помолчи.

Мальцев кивнул, заложив руки за спину:

– Вы уж, действительно, молчите, собирайтесь, готовьтесь.

Пустокровники вошли в зал и выволокли пехотинца, сидевшего за пулеметом, потом вернулись и – о, кровь, кровь моя! – за ноги протащили мимо меня матушку и сестру. Затем – Майтуса. Я не чувствовал, я не чувствовал их!

Мертвы.

И Катарина. Милая моя Катарина. Бесценная. Ее застывшее, искаженное болью лицо мелькнуло и пропало. Юбка. Темные ботиночки на ногах.

Я застонал.

– Ну что вы! – вытянув шею, сказал Мальцев. – Вы не переживайте! Вы скоро встретитесь со своей кровью. Уж не знаю где, в новом мире или в посмертии… Не верите в посмертие, в единение душ?

– Нет, – выдавил я.

Жилки мои медленно очищались от трупного налета, приобретая фамильный цвет – белое с алым. Где там посверк изумрудный? Ящерка-защитница, опростоволосились мы с тобой.

– Напрасно не верите. Так умирать легче.

Пустокровники встали: один подле меня, другой подле тяжело дышащего государя императора, – и только тогда Мальцев ступил на порог.

В руке у него был саквояж.

– Вы не устаете меня удивлять, Бастель, – заявил он, присаживаясь на пол чуть в стороне. – Убили Жапугу, убили Лобацкого, Петра Телятина вот убили. А ведь я в Петре был уверен, м-да. С Ассамеи со мной был, с Чон-Тохола. И кровь принял хорошо, и вообще… не совсем разум она у него отбила…

На полу, звякнув, появились две «клемансины».

В ладони у Мальцева сверкнул опасным металлическим жалом скальпель.

– Ну ладно, – сказал Мальцев, кивком головы показывая на меня Шнурову, – с этим я примирился. Нашли способ и нашли. Убили, ладно. Недаром были правой дланью Бога…

– Кем? – спросил я.

– Лежи, – нагнулся Шнуров.

Он расстегнул мне мундир на груди, жесткими пальцами с треском порвал сорочку. Нашел «Фатр-Рашди», вынул, поцокал языком.

– Это я так, в глубь веков заглянул, – Мальцев фыркнул, словно сказал смешное, и подсел к государю императору. – «Пустая», как вы говорите, кровь – она не без недостатков. Капризная, мертвечины, оказывается, боится, видит, понимаете ли, только жилки. Но силу над высокой кровью имеет, и очень мощную силу. А почему? Такой простой вопрос, а вы, Бастель, мимо прошли.

Он оголил грудь императору, как и Шнуров – мне.

– Впрочем, времени у вас не было, так-то, может быть, и сообразили бы. А вот чем еще удивили – так это когда ваши люди сегодня в наш лагерь ворвались.

– У меня не было… – Я попытался приподняться, но Шнуров наступил мне сапогом на живот, а гибкая жилка пустокровника тут же стиснула шею.

– Ну как же не было! – на мгновение, лукаво улыбнувшись, повернул голову Мальцев. – Штабс-капитан, скуластый такой. Серебряно-кремовая кровь. А с ним трое. Вы должны были слышать выстрелы.

– Муханов, – выдавил я.

Не обмануло предчувствие.

– Вот видите, вспомнили. Выследили, оказывается, часть моей небольшой армии. Опасный вы противник, Бастель.

Мальцев взял в руку «клемансину», посмотрел сквозь нее на огонь свечи.

– Знаете, в чем еще один недостаток «пустой» крови?

– Носитель ее должен быть низкой крови, без примесей, – прохрипел я. – Все убийцы высоких фамилий были такими.

– Именно, – сказал Мальцев. – И идеальных носителей оказалось до обидного мало. Коста Ярданников был великовозрастный идиот. Думал стать повелителем мира. С его кровью это было невозможно. Итак…

Он несколько раз воткнул скальпель в грудь государю императору, проводя глубокие разрезы к ребрам. Кровь легко заструилась в подставленную колбу.

Государь император открыл глаза.

– Вы… вас всех надо… – Он двинул рукой, на шее от усилия набухли жилы. – Я вас…

– Ну-ну-ну, – похлопал его ладонью по лбу Мальцев. – Вы уже прошлое, Тутарбин. Тотэрбо. Можете не напрягаться.

Он сделал еще несколько разрезов, заполнил «клемансину» до горлышка, полюбовался на цвет. Затем аккуратно запечатал стекло восковой пробкой и убрал в саквояж.

– Почему Тотэрбо? – спросил я.

– Потому что вы – изначально Кольвахн. Не вы конкретно, Бастель, а, как бы это… – Мальцев переместился ко мне. – Впрочем, неважно.

Скальпель вошел мне в грудь, под правый сосок.

Узкая полоса разреза потянулась за заточенной хирургической сталью, темнея, краснея, плюясь алым. Холодно, горячо. Еще разрез.

– Скоро все это будет неважно, – мягко проговорил Мальцев. – Новый мир всегда приходит с кровью, понимаете?

Он подставил пустую «клемансину» и ждал, когда она наполнится.

– Ради чего? – прошептал я.

– Как ни странно, – снова воткнул скальпель Мальцев, – ради справедливости. С вами впереди, увы, нас ждет только деградация. Высокая кровь исчерпала себя. Да-да, посмотрите на государя. Разве это правитель? Разве это мощь? Был Волоер, до Волоера был Никол, вот разве что они… Да и вообще, предательству когда-нибудь приходит отмщение. Пожалуй что, я его орудие, всего-то.

Я скривился:

– Какое предательство?