Северный ветер

— Вот вы вспомнили о моих стихах… Бред молодости, и только. Моих теперешних произведений вы, наверное, не читали. Нет? Советую прочесть при случае. Мои взгляды изменились, радикально изменились. Теперь я убежден, что силой и насилием ничего добиться нельзя. Я хочу, чтобы все шло не путем революции, а путем мирного, естественного развития. Принцип развития во все времена остается один и тот же. А идеал равноправия и абсолютной справедливости всегда останется только идеалом. Приблизиться к нему мы можем только мирным путем, совершенствуя себя и трудясь каждый на своем поприще… Если не ошибаюсь, и ваши взгляды радикально изменились, господин Витол.

— О… — отвечает Витол, со смаком обсасывая селедочную кость.

— Сие неизбежно, как только человек начинает размышлять ясной, незатуманенной головой… Ну, а как вы теперь… Вам поручают довольно важные задания?

Витола интересует только то, что относится лично к нему. Водка его немного разогрела, и он стал разговорчивей, самоуверенней.

— Какие там задания! Чепуха! Делаю, что хочу. Вчера мы с Карлсоном вместе чай распивали, ну и поговорили по душам. Ты, Витол, говорит он мне, будь осторожен. Если увидят, что ты врешь, самого пристукнут. Да что я с ним буду толковать. Я в любое время могу прямо с офицерами…

— Да. Говорят, что у вас такие отношения…

— Что? У меня? Да в любое время! Мне всякие там Карлсоны ни к чему. Писаришка, а воображает, что большой человек… — Он спохватывается, что наболтал лишнее. — Никому я ничего не обязан рассказывать. Захочу — говорю, а силой они у меня не добьются. Иногда вот езжу с драгунами. Отчего не покататься? А люди сразу думают, будто я бог весть чего рассказываю и показываю им. Я все знаю, что про меня болтают.

— Известное дело. Люди вечно сплетничают. О ком они только не говорят… — Ян снова наполняет его бокал. — Пейте, господин Витол. Кто знает, когда мы опять увидимся.

— Ну, если черт меня не заберет…

Один вопрос все время вертится у Яна на языке. Но он робеет. Никак не решается спросить. Наконец набирается храбрости.

— Вы там все знаете… Случайно не слыхали, обо мне ничего не говорят?

— О вас? Нет. Вот о вашем брате — да. Если бы его поймали… Вы не знаете, здесь он или удрал?

— Ничего не знаю. Совершенно ничего. Уверен, что его давно уже здесь нет. Не такой уж он дурак.

— И я твержу им то же самое. А они не верят, слушают разное вранье… Ой! Уже темнеет, а я все еще тут сижу. Пора мне! — И он поспешно прощается. Ян провожает его до дверей.

— Значит, обо мне разговора нет. Что ж, иначе и быть не могло. Я ведь никуда не совался. Но очень прошу вас, господин Витол. Если, паче чаяния, кто-нибудь донесет… Вы уж со своей стороны… Вы же меня знаете…

— Не извольте беспокоиться. Я с любым офицером запросто могу поговорить. Меня послушают. Стоит мне словечко замолвить. Ох, совсем стемнело… — сокрушается он, выглянув за дверь.

Витол делает каких-нибудь десять шагов по дороге, и уже не видно за домиком прачечной освещенных окон школы. Перемахнув через заснеженную канаву, он бредет мимо запорошенных кустов сирени по берегу Даугавы тропинкой, которая тянется от имения к волостному правлению. От дороги его заслоняет пригорок, а со стороны Даугавы густые кусты ивняка и ольшаника. В одиночку Витол всегда ходит тропинкой. Большака он боится.

Боится и сумерек! Идет и пугливо озирается. Ему кажется, что темень сгущается прямо на глазах. Хмель немного заглушает страх, и поэтому он не вполне ясно сознает всю опасность положения. Он бы не мог объяснить, чего, собственно, боится. Поблизости ни души. И кому взбредет в голову в такой поздний час идти по глухой тропинке? Тишина. Только сухой снег шуршит, дымясь над твердым настом.

Шуршит таинственно, угрожающе. И тогда чудятся чьи-то шаги за спиной. Быстро обернувшись, Витол смекает — это его же собственные шаги. Школа с пристройками и деревьями вокруг до половины скрылась за пригорком. Вот-вот совсем пропадет из виду. Тропинка круто спускается с бугорка и тянется за кустами, гладкая, скользкая. Здесь и ветра почти не чувствуешь. Минут через десять он будет уже в имении, в полной безопасности. Ну, почему ему не разрешают носить оружие? Не приходилось бы прятаться по кустам да брести по сугробам…

Еще шагов пятьдесят, и кустарник кончится. Дальше тропинка вьется по голому склону берега, но и там ни души. Совсем немного — и почти что дома. Миновать бы ельничек, а там совсем нечего бояться…

«Баба — ну прямо сущая баба…» — ругает он себя. Выпил лишнего, в глазах туман, вот и мерещится бог знает что. Кажется, за елками стоит человек… Нет, нет, если получше вглядеться, никого не видать. Просто ветки так изогнулись, что немного напоминают человеческую фигуру. Сколько раз в сумерках ему такое мерещилось. Лучше не всматриваться и не замечать. Этак и в открытом поле привидение увидишь.

Витол не смотрит. Шагает бодро, и никаких. Вот-вот он минует подозрительные деревья. А там дальше, до самого имения, открытое место. Шагах в пяти от елок он все-таки поднимает голову.