Северный ветер приносит вирус (СИ)

Рамси переехал к отцу в начале промозглого апреля, к концу нестерпимо жаркого мая его уже приняли в тот проект, в который Русе больше года безуспешно пытался пристроить другого сына, а в середине июня скоро расположивший к себе начальство Рамси выбил их группе новое помещение. Рамси виделся людям ласковым, покладистым и благородно идущим на жертвы ради человечества. Русе был к Рамси опасно близко и замечал в нем те вещи, которые никто не хотел замечать.

Рамси оставлял за собой липкие следы от босых ступней и выпавшие длинные волосы. Навязчивее хлебных крошек и собачьих меток, они всегда заставляли мельком думать о том, что он только-только был здесь.

Рамси как нарочно забывал в гостиной свой ноутбук с фото очередной связанной лесбиянки с крупными сосками. У них всех были темно-красные губы и затейливые узлы вокруг исполосованных плетью или розгами грудей.

Рамси капал кровью с пальцев, затягиваясь сигаретой после операций. Кровь была на его снятых перчатках, полосовала его лицо и тонкими струйками уходила под манжеты. Его глаза были холодными и довольными.

У Рамси были желтые зубы, наглая улыбка и тяжелое дыхание. От взмокающей на жаре груди остро несло запахом пота. Его глубокий голос был так же выверен, как движение руки, разрезающей хлюпнувшую кровью кожу.

Рамси дробил кости для супа и отбивал мясо, удовлетворенно хмуря брови и не напрягая плечо. Дома он с чавканьем пихал в рот ростбиф с овощами, и его губы сально блестели. На работе смачно хватал зубами холодные бутерброды с телятиной и сочным домашним маслом, капая жиром на белоснежный бязевый халат.

Рамси не стыдился работать руками. Он косил газон в сползающих джинсах и с пустым лицом остригал свою первую Джейн Доу. С одинаковым удовольствием рубил ароматную ольху для камина и крепкий дуб для деревянной стойки, к которой после прикрутил жесткие металлические зажимы для рук и ног.

Рамси любил работать руками, и Русе начал ловить себя на том, что то и дело задерживал взгляд на его грубых ладонях, которыми он почти бережно разделывал мясо, вскрывал человеческий череп и играл со своей первой собакой.

Русе не мог бы сказать, когда легкое отвращение перешло в навязчивое желание однажды за ланчем взять сына за волосы и выебать в мягкий, жирный рот.

Рамси глубоко дышит носом, придвинувшись уже вплотную, обжигая влажное от испарины лицо. Он тихо прижимается толстыми губами к узкому отцовскому рту, и Русе думает, что на мокрой плитке легко поскользнуться даже в резиновых тапочках. Но Рамси долго не тянет, отрываясь и стягивая майку, открывая широкую грудь и крепкий живот, выпирающий над шортами. Густые черные завитки у него идут почти от ключиц, широко спускаясь вниз, прикрывая соски и пупок и переходя в жирные кучерявые волосы на лобке. Русе со сдержанной похотью оглядывает сына и коротко облизывает потемневшие от холодной воды губы. Рамси сглатывает, снова придвигаясь рывком, кусая Русе за нижнюю губу, и скользит тяжелой рукой под спину, поддерживая, плотно прижимаясь грудью и толкая его обратно под душ, заставляя закрыть глаза и чувствовать.

Мясистый язык сразу занимает весь рот, а твердый, толстый член прижимается к бедру через мигом промокшие шорты. От тяжелого запаха пота Русе становится еще душнее; раскаленным жаром в контраст с холодной водой ощущаются полный волосатый живот впритирку к его плоскому и крепкие предплечья, жгущие хваткой поясницу. Русе жестко берет Рамси за пояс, сохраняя четкость сознания, и сразу жадно ездит пальцами по сочным, вспотевшим складкам жирка над бедрами.

Почти ледяная кафельная стенка ближе, чем кажется. Русе невольно бьется лопатками и отрывается от жаркого сыновьего рта.

– Секс в общественной душевой? Готовишься к тюрьме или соскучился по изолятору? – он спрашивает холодным шепотом куда-то в брызги воды.

– Ты о том изоляторе, где моются раз в неделю, а родной отец не то что не внесет залог, а даже сигарет не передаст? – Рамси хмыкает через шум душа, снова находя отцовский рот своими горячими, мягкими губами. Сочно вкусывается с языком, отдавая на вкус металлом от проточной воды и солоноватой слюной.

– Еще злишься на это, – не спрашивает, утверждает Русе, отворачивая лицо, мазнув сыну по губам вечерней щетиной.

– Нет, – коротко отвечает Рамси и разворачивает Русе одним ловким движением, притискивая грудью к кафелю и прижимаясь сзади, сочными и липкими поцелуями покрывая его резкое плечо.

Русе наконец открывает глаза и убирает мокрые волосы с лица, прислоняясь щекой к холодной голубоватой плитке. По ней торопливо срываются мелкие капли, которые через секунду припечатывает мощная красная рука. Рамси торопливо возится сзади, приспуская шорты и с тихим порыкиванием принимаясь поглаживать Русе крепким, горячим членом между голых ягодиц. Русе смаргивает влагу и познает вселенское спокойствие.

– Я только что вымылся, Рамси, – говорит он негромко и твердо. – Больно будет не только мне.

Рамси негромко чертыхается за спиной, и рука убирается из поля зрения.