Литовский князь после традиционных приветствий на правах родственника поинтересовался у Адашева, поздорову ли его жена и сын.
- Спаси бог, полторы недели назад были живы и здоровы – осторожно ответил Семён. – А как княгиня Алина – в добром ли здравии?
- В добром, но сразу после похорон она порешила отправиться в долгое паломничество по святым местам – молиться о душе отца своего, князя Гаврилы. Вы же наверняка слышали о заклятии крови. Впрочем, давайте сначала дела обсудим – предложил белёвский «оккупант».
Официальные переговоры пошли на удивление легко – Трубецкой, как сказали бы сегодня, «занял конструктивную позицию». Он даже не стал отрицать прав Адашевых, полностью согласившись с Воротынским в том, что воля старого князя Белёвского священна:
- Единственное, что попрошу – давайте относиться друг к другу с уважением, и учитывать обстоятельства не только свои, но и второй стороны. – доверительно высказывал рюриковичу гедиминович. – Вы исполняете волю своего государя, но у меня тоже есть царь, и его поручение ко мне совершенно недвусмысленное – я не должен допустить отпадения Белёвского княжества от Литвы.
И он предъявил грамоту Вигунда Второго, которую Воротынский с интересом изучил.
- Я понимаю, что она была подписана, когда о завещании князя Гаврилы ещё не было известно. Но, как известно, до Бога высоко, до царя далеко – а вопрос нам надо решать здесь и сейчас. Поэтому у нас с вами два варианта: либо поставить во главу угла царскую волю и решить вопрос силой оружия…
- Либо… - сделал многозначительную паузу московский князь.
- Либо вспомнить, что почти все мы здесь – удельные князья. – отчеканил Трубецкой, глядя прямо в глаза Воротынскому. - Мы с вами ими рождены, а мой родственник Семён, надеюсь, станет им в ближайшее время. И у нас тоже есть общие интересы. Один из которых состоит в том, чтобы цари не забывали нехитрую истину – есть вещи, в которых воля князя выше воли царя.
Князь Воротынский, пристально глядя на собеседника, спросил:
- Мы не жалованные?
- Мы не жалованные! – утвердительно кивнул литовский князь.
- Однако… - крякнул москвич. – У меня, сами понимаете, возражений нет, это вы подставляетесь…
- Мои отношения с Государем – это мои отношения, - мягко улыбнулся молодой литвин.
- Вне всякого сомнения! – замахал руками москвич. – Я к тому, что если смогу оказаться полезным в этом деле – сочту за честь оказать любую помощь.
- Благодарю, - коротко поклонился Трубецкой. – Но я не думаю, что возникнут какие-то проблемы. Литовские князья на Северщине не хуже вас помнят, что мы не жалованные. Думаю, с подписями проблем не возникнет, и через месяц-два я уже повезу грамоту в Вильно.
Он опять широко и обаятельно улыбнулся и продолжил:
- Я надеюсь, Семён, когда ваши права на Белёв получат подтверждение и в Литве, лично сообщить вам об этом. Давно пора познакомиться поближе – не чужие, чай, люди! Ладно, не благодари, потом отдаришься. Свои люди – сочтёмся! А теперь, извините – дела.
Молодой князь легко взлетел в седло и, дав лошади шенкеля, поскакал к своим дружинникам.
- Княже… - осторожно начал Семён.
- Что? – рассеянно откликнулся его недавний сюзерен.
- А что такое «мы не жалованные»? Я просто никогда не лез в эти дела – зачем это воину? А теперь, судя по всему, придётся разбираться…
- Ну и вопросы у тебя… - хмыкнул князь. – Об этом стараются особо не болтать, но тебе, как будущему соседу – объясню.
И в Литве, и в Москве цари берут всё больше власти – и без этого, похоже, никуда, иначе державу не поднять. Северские земли – наверное, последнее место в русских землях, где власть и того, и другого царя – слаба. Здесь всегда властители старались не брать князей за горло, а если уж взяли – не давить слишком сильно. У нас всё-таки – Пограничье, чуть за кадык передержал – а князь, глядишь, и отъехал в другую державу. Некоторые княжества по три-четыре раза сторону меняли, сам, наверное, знаешь.
Но в своих княжествах мы по сей день всё решаем сами. Мы не жалованные, мы эти земли не от царя получили, а от предков – это НАША земля. Почему в Северщине никому земли не жалуют? Потому что нет здесь царских земель, все земли здесь – наши!
Князь понизил голос, и, осмотрясь, сказал:
- У царя, понятно, свои интересы, но и у нас – свои! Есть старый закон: только сам князь решает, кому отдать княжество. Нам с тобой он сейчас, сам понимаешь, на руку, а вот свояк твой, о древних правах своих вспомнив, перед царём своим подставился. Собрался напомнить ему о старых правах. Не от себя, понятно – от всех литовских северских княжеств грамотку повезёт. И Вигунд волю князей уважит, права подтвердит, никуда не денется. Но и зарубку себе на память оставит.
Воротынский посмотрел вслед литовскому князю, и задумчиво проговорил:
- Хотел бы я знать – почему он тебе княжество считай что за так отдал? Да не просто даром, но ещё и себе в урон? В благородство его не верю – не та у Трубецкого репутация…
Воротынский, несмотря на возраст, легко вскочил в седло и уже там закончил:
- Зассал, похоже. Проклятия крови испугался. Так что поставь тестю за упокой свечку потолще!