Тот, оказавшийся совсем молодым пацаном – лет 17-ти, не старше, осмотрелся вокруг, нервно сглотнул при виде располосованных трупов и сказал:
- Эта… Князь, дружинники эти – ровно демоны какие секлись. Усих хлопцев порубали, я уж думал – не сдюжим. Но ничо, одолели. Правда, один я живой остался, да Сидор ещё.
Он опять позыркал туда-сюда глазами, и снова зачастил нервной скороговоркой, безбожно «гэкая».
- Но Сидор не жилец, ему ливер вскрыли, там всё из кишок полезло. Хвилин десять чи двадцать жить ему, не боле, видел я такие раны. Расчёт теперь, получается, со мной одним за всех шестерых. Мне бы того… гроши получить, да я и поскачу потихоньку. Да вы не сомневайтесь, княже, Сидор и сдох небось уже. Я его даже перекрестил, как уходил, хотя что ему тот крест? Его по любому в геенну огненную оприходуют, душегуб был каких мало. А я ничего, ловко отбился, я вообще вёрткий, бок вот только пропороли, но нормально, неглубоко. Перевязать бы меня, княже. Там нормально, неглубоко, но руда[6] течёт – спасу нет. Видать, зацепил этот гнида жилку какую.
[6] Руда – кровь.
Разбойник молол и молол языком, и было уже понятно – если ему, к примеру, в ухо не дать, или другим каким способом не заткнуть – они так и будет всякую пургу молоть, нервное это.
- Так рассчитаться не проблема, а расчёт есть за что давать? Дружинников вы точно всех уложили? – поинтересовался князь, незаметно подмигнув Антипе. Тот, как был, со шпагой в руке, начал потихоньку обходить говоруна слева.
- Так это… - дружинник заметно приободрился, едва речь зашла о деньгах, и даже глаза у него бегать стали вроде как меньше. Он даже засмеялся, но не весело, а скорее страшно. – Мёртвые они. Мертвее разве что в трунах[7] лежат на погостах.
[7] Труна – гроб.
Говорю же – они так рубились, что я потом каждого сабелькой проткнул – на всякий случай. Человек – он скотина живучая, как кошка. Хотя куда там кошкам до людей. Кот – он вообще скотина зряшная, баловство это всё… ААААА!!!!
Пацан оказался калачом тёртым, и, видать, смекнул что-то. Пока чушь про котов молол, сделал пару незаметных шагов назад, а потом, крикнув так, что уши заложило, попытался рвануть наутёк.
Не преуспел – князь самолично достал его длинным уколом сабли в спину, угодив аккурат под левую лопатку.
Говорун лежал на снегу, повернув голову, и рыбой беззвучно открывал рот, будто пытаясь дорассказать про котов. Потом у него ртом хлынула кровь, он дёрнулся пару раз и затих.
Князь вытер саблю прямо о спину покойника, вбросил её в ножны и ругнулся матерно, но не с чувством, а как-то ровно и безжизненно. А потом добавил:
- Всё, сделано дело. Чисто сделано, болтать некому будет. Валить нам пора. Темнеть скоро начнёт, а нам с тобой ещё всю ночь скакать.
- А здесь прибрать? – растерявшийся Антипа неопределённо повёл руками вокруг.
- Одурел, что ли, с испугу? – князь демонстративно постучал по голове. – Здесь через полчаса волки будут – звери и приберут всё. Здесь самые волчьи места, а этих через несколько дней найдут, не раньше. Тогда здесь и убирать уже нечего будет, по одежде Адашевых опознают, а с разбойниками никто и разбираться не станет – и так всё понятно.
Князь вдруг схватил Антипу за воротник, и, притянув к себе, сказал страшным шёпотом:
- В возке приберись, и догоняй. Я Сидора проведаю, а потом в лесу у коней буду. Только на совесть приберись, понял!?
Антипа только и смог судорожно кивнуть.
Князь разжал кулак, толкнул Антипу в грудь и, не оглядываясь, побрёл по дороге. Шатался, как будто пьяный.
Антипа, волоча за собой шпагу, безжизненно пошёл к возку. Внутри всё было деревянным – этот безумный день, казалось ему, как будто выжег его досуха. Он шёл, ни о чём не думая, а вокруг была полная - какая-то даже неправдоподобная – тишина. Только снег хрустел под ногами, и Антипа впервые в жизни понял, почему такую тишину называют «мёртвой». Снег продолжал хрустеть, и убийца вдруг осознал, что с неба давно сыплет снег, причём сыплет хорошо, и через час-полтора всю эту кровищу накроет чистым белым одеялом.
Тиун подошёл к возку и молча рванул дверь. Он ожидал увидеть внутри что угодно, но только не то, что предстало его взору.
Эта дура кормила младенца грудью!
Представляете, вытащила своё вымя, сунула сосунку в рот, а сейчас молча смотрела на недавнего любовника заплаканным овечьим взором.
Нашла, блин, место и время!
Увиденная картина так ошеломила его, что он расхохотался.
Наверное, это была истерика. Антипа смеялся и никак не мог остановиться.
Потом он вдруг догадался, что она вовсе не кормила своего питомца. Нянька просто заткнула ему таким образом рот, чтобы несмышлёныш не орал, и не привлекал внимания. И этот умный поступок глупой, как пробка, девки так удивил его, что он подавился своим смехом.
Антипа замолчал.
Курица тоже молчала, так и не сказав ни слова. Она только мелко крестилась правой рукой, - в левой был младенец - а в её глазах застыл глубинный, нечеловеческий ужас.
Младенец чавкал.
Пора было что-то делать. Антипа посмотрел на свои руки. Они ходили ходуном, и тиун понял, что в любой момент может вновь сорваться в истерику.