Северские земли (СИ)

- Я знаю, где казна разбойничья. Говорю же – убогим умишком быть выгодно, люди при таких, как Дундук, языком что боталом звенят, не оглядываясь. Когда эти вот, значится, Жбана кончили, собирался я уж совсем втихаря от них казну выкопать, в бега уйти да новую жизнь начать. Но тут вы появились, пацана этого привели, караулили его днём да ночью, тебя, опять-таки, опасались. В общем, не лучшее время было на рывок идти. А потом оно, видишь, вона как обернулось. Знак дал Господь. Пойдёт, значится, казна разбойничья вкладом за меня в монастырь. Ну и вас, коль доведёте меня, не обижу.

Глава 32. «Знайте, что тут книжки живут...»

Копать разбойничью казну сразу не кинулись – отец Алексий предложил подождать до утра – вдруг ноги всё-таки отойдут?

Не отошли. Не попустил Господь, как мрачно резюмировал не выспавшийся на камнях священник. Пришлось усаживать Дундука на Борзого Ишака, который все треволнения последних дней пережил с какой-то непоколебимой невозмутимостью. Меск, кажется, даже не заметил ни того, что на несколько дней сменил хозяина и принадлежал господам разбойникам, ни того, что сегодня вернулся к прежнему владельцу. Пастись дают? Работой не грузят (в прямом смысле слова)? Так чего вам ещё надо? Жизнь прекрасна и удивительна!

К сожалению, прекрасная и удивительная жизнь дала первую трещину – на спину взгромоздили какого-то нелёгкого дядьку, к тому же инвалид этот, опасаясь упасть, больно вцепился в гриву. А потом ещё куда-то в глубокую чащу меня повели. Ох, не к добру это! Чует моё старое гибридное сердце – ведут меня в самые волчьи места. А заупрямишься – сразу начнут обзываться, орать «Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!»[1] и всё такое прочее.

[1] Борзый Ишак цитирует русскую былину о Святогоре-богатыре: «Говорит Святогор да коню доброму: «Ах ты, волчья сыть да травяной мешок, уж ты что, собака, спотыкаешься? Ты идти не мошь аль везти не хошь?»

Так или примерно так думал мул всю лесную прогулку. Слава богу, она продолжалась не очень долго. Свои капиталы разбойники явно предпочитали держать в пределах досягаемости.

- Вот там полянка будет, посередине одинокий дуб растёт, вот под тем дубом казна и зарыта. – восседавший на Ишаке Дундук вытянул руку вперёд и выглядел теперь точь-в-точь как генералиссимус на картине художника Сурикова «Переход Суворова через Альпы». – Место приметное, вы его сразу найдёте.

Бывший разбойник не соврал, искать тайник не пришлось.

Под дубом будто бы семья барсуков порезвилась – земля была разбросана по всей поляне. Между корнями дуба была выкопана довольно-таки большая яма, из которой явно не далее чем вчера извлекли нечто объёмное.

- Опоздали! – Дундук стиснул челюсти и потемнел лицом.

- Может, не всё забрали? – предположил Ждан, не зная, как утешить бедолагу.

- Ну да, конечно. – язвительно подтвердил Дундук. – Он только свою долю взял, а сверх того – ни осьмушки не присвоил! Мы, разбойники, народ честный, копейки чужой не возьмём. И вообще не обманываем друг друга.

Ждан понял, что сказал глупость и, чтобы скрыть замешательство, пошёл посмотреть раскоп. По дороге увидел в траве рукоятку ножа со сломанным лезвием. Ножом, похоже, землю и копали, а сломав – отбросили в сторону.

Мальчик подобрал находку и вернулся – показать взрослым.

- Косого нож. – глухо сказал Дундук, едва взглянув. – Не основной, а запасный, который поплоше. Он, выходит, тоже про захоронку знал. Знал – да молчал. Как и я, удобного случая выкопать ждал. А вчера понял, что ждать больше нечего. Потому, гнида, и убёг с холма так споро.

На разбойника, ставшего инвалидом, было страшно смотреть. Только что рухнули все его планы, да не на дальнейшую жизнь – на жизнь вообще.

- Богатая хоть казна была? – зачем-то спросил священник.

- Очень. – лаконично ответил Дундук. – Шестьдесят три рубля и семь камней. Два смарагда, яхонт крупный, вареник, лал и алатыря два куска. Да, ещё бурмитского зерна нитка была, не самого крупного, но всё же[2]. С купчихи толстой сняли позатой зимой.

[2] Смарагд – изумруд, яхонт – рубин, вареник - древнее русское название красноватого аметиста, лал – камни красного цвета, чаще всего - гранат, алатырём на Руси называли янтарь. Бурмицкое (бурмитское) зерно – жемчуг. Происходит от испорченного слова "урмитское", т.е. "ормусское" зерно, зерно из города Ормуса в Персидском заливе, где с глубокой древности добывали и продавали жемчуг.

Священник присвистнул:

- Ничего себе! Судя по всему, нет больше разбойника Косого. Скоро в мире богатый гость[3] Косой появится.

[3] «Гостями» на Руси издавна называли купцов. Отсюда и всегда смущающая детей рифма в пушкинской сказке: «Вот на берег сходят гости, царь Салтан зовёт их в гости».

И впрямь – с таким вкладом тебя бы в любой монастырь взяли, хоть в Кирилло-Белозёрский, хоть в Троице-Сергиевый.

Дундук, сжав зубы, кивнул. Судя по всему, слово «деликатность» в этом мире ещё не придумали за ненадобностью.