Северские земли (СИ)

- Спасибо, отец Алексий, что целым и при деньгах отпускаешь. Разбойничью стёжку я не брошу, врать не стану. Привык я уже к лёгкой жизни, обратно крестьянствовать и жилы на пашне рвать не пойду. Но и здесь не останусь – как ты и просил. На Волгу пойду, там, говорят, нашему брату просторно.

Он ещё раз поклонился и ушёл, не оглядываясь.

Отец Алексий посмотрел на тупую рожу Дундука, выражавшую полное непонимание происходящего, вздохнул, и спросил, не ожидая ответа:

- А с тобой нам что делать?

Вместо ответа тот громко и продолжительно пустил ветры – до этого дела идиот был большой охотник. Священник махнул рукой:

- Ладно, убогого бросать грех. Дождёмся, пока оклемается. А я пока другим делом займусь.

Он подошёл к телу Рудого, и с профессиональной ловкостью обшмонал тело атамана. В том числе – аккуратно срезал с пояса мошну с ядовитыми монетами. Заметив взгляд Ждана, улыбнулся и подмигнул:

- Нет, парень, так далеко моё всепрощенчество не простирается. Мы ведь с мамкой твоей и впрямь всё продали, а жить нам на что-то ещё не день надо будет.

У Ждана даже потеплело на сердце – сейчас отец Алексий наконец-то стал тем улыбчивым и даже смешливым батюшкой, которого он помнил с детства. Красивая победа над разбойниками, казалось, даже омолодила его.

- Только домой ты не скоро попадёшь – сообщил батюшка. – Нам теперь тянуть нельзя, после того, как ты кровь пролил, нам теперь как можно быстрее в доброе место пробираться надо, и доброй силой Дар написать.

- Меня с собой не прихватите? – раздался сзади незнакомый голос.

Ждан и отец Алексий синхронно повернулись.

- Чего глаза вылупили? Да я это говорю, я. Ну не дурак я, и что? Вы даже не представляете, насколько в наше время выгодно быть дураком.

Во взгляде Дундука не осталось ни малейших признаков слабоумия.

- Интересно девки пляшут... – священник подёргал себя за бороду, как делал всегда во время важного раздумья. – И что же это ты личину снять решился?

- А не повезло мне. – степенно ответил фальшивый идиот. – Ноги у меня отнялись от твоего снадобья, поп. Я ить давно в себя пришёл, все члены давно отошли от омертвения, а вот ниже пояса ничего не чувствую. Твоя работа?

Священник потёр лысину и несколько смущённо кивнул:

- Бывает такой эффект. При сильной дозе.

Поддельный слабоумный долго и витиевато выругался:

- И за каким хреном я только тот рубль в рот потянул!? Даже настоящему убогому понятно, что такие, как ты, оловянных денег нипочём не подсунут[2].

[2] В данном случае, как ни удивительно, имеется в виду свинец. Большинство древних народов считали свинец, олово и сурьму одним и тем же металлом разной степени чистоты, а на Руси раньше свинец называли «оловом», и это значение осталось в полузабытой ныне поговорке «Слово – олово!». Нынешнее название этого металла происходит от технологии его разливки: «свинками» называли слитки, отлитые для продажи.

- Да ты сразу не отчаивайся! – попытался утешить новоявленного калеку священник. – Может, ещё отойдут…

Но Дундук лишь махнул рукой.

- Да что отойдут, что не отойдут – мне теперь однова дорога. Правильно ты всё сказал, поп, про верёвочку-то… Господь мне этот знак подал. Сам посуди – мы вас ограбить да порешить хотели. Рудый пацана живым выпускать не собирался, да и тебя они прикопать определили, как полностью выдоим. Вот только Господь всё наоборот перевернул, и нынче вы вдвоём - моя единственная надёжа свет белый видеть да воздухом дышать. Уйдёте вы – и ждёт меня здесь смерть лютая. Пожалеете да помилуете – глядишь, и поживу ещё.

Я вот сейчас лежал, думал про это всё и понял, что правильно нас поп по воскресеньям в проповеди уверял, что добрым быть выгоднее. Случись тебе край - добрые может ещё и спасут. А злые только добить могут. Вон возьми хоть товарищей моих. Оба ушли и хоть бы словом о товарищах вспомнили. А ить мы все не один год вместе прожили. В общем, ясный знак мне подан был, яснее не бывает. И вот что я скажу. Спасёшь ежели меня, поп – на твою сторону перейду. Есть время грешить и есть время грехи замаливать. Видать, нагулялся уже Дундук, вышел его срок. Уйду я из мира, батюшка, в монастырь пойду - грехи замаливать. И ты даже знаешь – в какой. В тот же, что и вы собрались, по дороге, значится, нам. Один разбойник его основал, другому, видать, продолжать на роду написано.

- Так ведь это… - осторожно начал священник. – В монастырь – оно, конечно, дело хорошее, благое и богоугодное, но а вдруг ноги у тебя не отойдут? Сам же понимаешь – люди разные бывают, и устав у каждого монастыря свой. Не факт, что возьмут тебя. Зачем настоятелю калеку на шею себе и братии сажать?

- А вот за это не беспокойся – уверенно сказал притворщик. – Меня и калекой возьмут. С таким вкладом даже безрукого и безногого возьмут.

Он немного помолчал, добавил.