— Мне жаль, что это произошло в первые дни вашего пребывания в школе. Мистер Ходжес, чтобы его позиция была совершенно ясна, выразил готовность снять эти замечания и обратился ко мне с просьбой выдать вам новый дневник. Боюсь, однако, что я не могу и не хочу допустить ничего подобного. Дневник существует для того, чтобы его все видели, и он — самый важный ваш школьный документ. Надеюсь, вы извлечете из этого случая полезный урок и поймете, что наставники и наставницы видят свой долг вовсе не в том, чтобы карать вас за проступки; они здесь для того, чтобы учить вас, помогать вам, а в случае необходимости указывать, как и почему вы поступаете неверно. Надеюсь, вы теперь понимаете, что должны доверять их мнению. В конце триместра прошу вас прийти ко мне с дневником, и он покажет нам, каковы ваши успехи и прилежание.
Он вышел из кабинета. В канцелярии седая секретарша с красным загорелым лицом подняла голову от работы, улыбнулась и спросила:
— Вам что-нибудь велено мне сказать?
— Нет. — Он помотал головой.
— Ну, тогда идите, Сэвилл, — сказала она.
Он пошел по коридору. Звонка к началу уроков еще не давали, и он спустился на площадку.
Прислонившись к забору, он поглядел на окно директора. Цветные стекла, вставленные у его середины в ромбы частого переплета, слагались в школьный герб с девизом. Из кабинета он этого не заметил.
Вечером отец был каким-то притихшим.
— Он все-таки справедливый, этого у него не отнимешь, — сказал он. — И Ходжес тоже. Я с ними обоими говорил, — добавил он.
Колин в первый раз видел, как отец отступил от своего прежнего убеждения.
— Они сказали, что на них это никак не повлияет. В смысле оценок, — добавил он.
— Ну, теперь все улажено и позади, — сказала мать.
— Да, воздух, можно сказать, прочистился, — ответил отец. — Только смотри, на автобус больше не опаздывай, — добавил он.
Неделю спустя на тренировку пришел Стэффорд. После первого дня Сэвилл иногда разговаривал с ним на площадке за школой, а один раз они ушли из школы вместе и расстались у проулка, который, как он уже знал, вел к вокзалу. В четверг, когда Колин вышел из раздевалки, Стэффорд стоял посреди поля, упершись руками в бока, и словно не замечал, что происходит вокруг. Он ковырял каблуком дерн, посматривал по сторонам и поглаживал волосы медленно, почти растерянно, словно предпочел бы уйти и заняться чем-нибудь полегче.
Играл он в задней линии. Он был тонким, почти хрупким. По большей части он стоял, сложив руки, жевал травинку, заговаривал с другими игроками, а иногда подбирал камешки или комки земли и отбрасывал их в сторону. Получив мяч, он побежал так неторопливо, что, казалось, его обязательно должны были схватить — медленно, почти сонно сворачивал, увертывался, ускользал от протянутых рук, оставляя позади одного игрока, второго, третьего, и, наконец, словно ему наскучила такая легкость, отбросил мяч другому мальчику, который тотчас попал в захват.
— Больше энергии, Стэффорд. Больше энергии, — сказал Плэтт. Он сделал пометку в своем списке и кивнул Хепуорту.
Всего их отобрали тридцать. Иногда они менялись рубашками и играли против недавних партнеров. Остальных отослали. Основу составляли мальчики, учившиеся третий год или хотя бы второй; из новичков взяли только Стэффорда, Колина и еще двоих.
В перерыве их собрали в круг на середине поля.
— С этих пор все вы, — сказал Плэтт, — будете приходить сюда по вторникам и четвергам. Вы — ядро нашей команды младшего подросткового возраста. Вам все понятно, Стэффорд?
Стэффорд лежал на траве, подложив руки под голову, и смотрел в небо. Колин покосился на него, и ему показалось, что глаза Стэффорда закрыты.
После слов Плэтта он приподнял голову.
— Да, сэр, — сказал он.
— Это не слишком для вас неудобно, Стэффорд? — сказал Плэтт.
— Нет, сэр. — Стэффорд медленно приподнялся и сел. Он провел рукой по волосам. — Я немножко устал.
— Ничего, Стэффорд, — сказал Плэтт.
Продолжая разговаривать с мальчиками, Плэтт медленно двигался по кругу, жестикулировал, называл фамилии, что-то советовал, коротко рассказывал о планах на предстоящий сезон и под конец оказался совсем рядом с местом, где сидел Стэффорд.
— Капитаном будет Гаррисон, — сказал он, указывая на высокого плотного мальчика с толстыми ногами и волосами почти такими же светлыми, как у Стэффорда. — Он в команде уже третий год, и, если он будет вам что-то советовать, слушайте его. — Одной рукой он приподнял Стэффорда и поставил его на ноги. — Во втором тайме вы будете играть у Гаррисона, Стэффорд. И пожалуйста, больше энергии.
В разгар игры Стэффорд получил мяч почти прямо напротив Колина. Он бросился к нему, чтобы схватить и повалить. В глазах Стэффорда появилась легкая настороженность, он отступил в сторону, странно изогнулся и мгновение спустя, когда ему, казалось, некуда было деться, проскользнул мимо Колина, уже готовясь увернуться от тех, кто набегал сзади. Он метнулся к боковой линии, юркнул между двумя мальчиками, обогнул третьего и под одобрительные выкрики Плэтта и Хепуорта приземлил мяч между столбами ворот.