Сэвилл

Он медленно пошел назад. Щеки у него раскраснелись, глаза блестели, словно его вынудили сделать что-то, чего он не хотел.

— Стэффорд, вы могли бы побежать по прямой, — сказал Плэтт. — Прямо через середину — самый короткий и самый быстрый путь.

— Да, сэр, — сказал Стэффорд. Он стоял, уперев руки в бока, и щеки у него еще пылали румянцем.

Наконец через несколько секунд после того, как мяч опять был введен в игру, раздался финальный свисток.

Стэффорд уже бежал куда-то неторопливой рысцой. Переодеваясь, Колин увидел, как он вышел из павильона старших, где был душ. Еще позже, свернув в проход, он услышал, что его кто-то нагоняет, обернулся и увидел Стэффорда, который улыбался и махал ему рукой.

— Плэтт любит придираться, — сказал он. — Верно?

— Да, по-моему, он все берет на заметку, — ответил Колин.

Волосы Стэффорда были аккуратно расчесаны. Фуражки он не надел.

— А ты где играл на прошлой неделе? — спросил Колин.

— На Спайон-Коп. А теперь меня сюда прислали.

В его тоне не было ни гордости, ни желания похвастать. Наоборот, он словно говорил о досадном недоразумении, которое собирался исправить в самом ближайшем времени.

— В команду тебя, конечно, возьмут, — сказал Колин.

— Ты думаешь? — Он уже забыл про регби и оглядывал куртку, проверяя пуговицы, шарил в карманах. В руке он нес аккуратную парусиновую сумку.

— Ну, раз Гаррисон капитан, а ты играешь у него.

— А он чушка. Ты видел, как он переваливается, когда бежит? — Стэффорд ускорил шаг, словно торопясь уйти подальше от поля. — Я решил получить справку.

Колин посмотрел на него.

— От врача. — Они вышли из прохода. — Если получить справку, что тебе вредно играть, то два дня после утренних уроков можно делать что хочешь. Как ты думаешь? Мы бы вместе в кино ходили.

— Откуда же я возьму справку?

— Я тебе достану. Это очень просто. — Они проходили мимо школы, но Стэффорд даже не оглянулся. Потом дальше по улице он посмотрел на свое отражение в витрине, остановился, достал гребешок и расчесал волосы.

Колин стоял и ждал.

— Тебе что, все это нравится? — сказал Стэффорд.

— Что это?

Стэффорд пожал плечами.

— Ну, бегать по полю. И терпеть, когда эта жирная чушка на тебя плюхается.

— Нет, — сказал он.

— А как тебя по имени? Справку я тебе достану. Даже лучше будет, что двоих освободят, а не одного.

— Колин.

— Ладно, Коль. Положись на меня.

Он свернул в проулок, ведущий к вокзалу.

Колин смотрел ему вслед. Он не обернулся.

Никакой справки он не получил. Он даже не узнал, достал ли Стэффорд справку для себя, хотя как-то спросил его об этом, — ни о каких справках Стэффорд больше не упоминал. Он избегал его, как только мог: Колин видел, как его приятель бежит по проходу с другими ребятами или, если он оказывался впереди, старательно замедляет шаг, поджидая, чтобы его кто-нибудь догнал. В школе они почти не встречались. Колин иногда видел, как он, ссутулившись, сунув руки в карманы, приваливается к ограде в дальнем конце площадки или у забора, ковыряет носком дерн, смеется, окликает других ребят, которые всегда подходили к нему и к которым он сам никогда не подходил, Как-то во вторник Колин нагнал его в проходе.

— А ты сегодня здорово играл, — сказал он.

Стэффорд посмотрел на него. Он шел один, держа парусиновую сумку под мышкой.

— Ну, это… Плэтт вроде был доволен. Меня включили в команду на следующую субботу. Мне Хепуорт сказал.

— Кем ты будешь?

— Полузащитником схватки.

Стэффорд шел, пристукивая каблуками.

— И еще меня, кажется, назначили заместителем капитана.

— Кто тебе сказал?

— Плэтти.

Когда они дошли до проулка, Стэффорд посмотрел на него.

— Ты как ездишь в школу?

— На автобусе.

— А на поезде никогда не ездишь?

— Нет, — сказал Колин.

— Ты где живешь? — спросил Стэффорд.

— В Сэкстоне.

— Мой поезд там останавливается. И туда и обратно. Доедешь вдвое быстрее, чем на автобусе.

— На поезде дороже.

— Ну, уж столько-то у тебя наберется.

— Да нет. — Он помотал головой.

— Что, у твоего отца даже на это денег не хватит?

— У него есть другие расходы.

Стэффорд медленно оглядел его посветлевшими глазами.

— Ну, так до завтра, — сказал он и ушел, насвистывая, размахивая сумкой, которую теперь взял в руку.

На следующей неделе его взяли запасным. Он мучился с латынью. Все время между пробуждением и сном было занято движением: он вставал, бежал на автобус, а дальше — час езды через поселки, приближение города, путь до школы, утренняя молитва, уроки, большая перемена, обед. После обеда — запах стряпни из галереи внизу, жужжащий голос учителя, короткая интерлюдия усталости, сонливость, вызванная духотой в плохо проветриваемом классе. Бодрость возвращалась только к концу дня. На последнем уроке он оживал, потом торопливо собирал книги и шагал по узким улицам к автобусной остановке у стен черного собора.