Сэвилл

— Я вас все-таки включил в эстафету, и, если вы не побежите в полную силу, я вас подгоню хорошим пинком. Поняли, Сэвилл?

— Да, — сказал он.

— В субботу в два тридцать.

Колин пошел к павильону. Оттуда с парусиновой сумкой под мышкой вышел Стэффорд.

— Чего это тебя Гэннен остановил? — сказал он.

— Думает, что я бежал не в полную силу.

— Бежать надо в полную силу, — сказал Стэффорд, — но только укорачивать шаг. Просто поразительно, сколько на этом теряешь времени.

Он достал гребешок и причесал волосы.

— Ты в субботу в чем-нибудь участвуешь? — спросил Колин.

— Нет, — сказал Стэффорд. — Я от всего избавился.

Он упруго побежал к проходу, окликая каких-то ребят. Колин посмотрел ему вслед, а потом вошел в павильон переодеться.

— Вот это больше похоже на дело, Сэвилл.

Колин пошел туда, где оставил форменную куртку, и надел ее.

— Ты хорошо прыгнул, Колин, — сказал отец.

Оставшиеся участники по очереди разбегались и прыгали.

— Который твой? — спрашивал отец, поднимаясь на цыпочки, чтобы за спинами впереди разглядеть колышки, вбитые по краю ямы для прыжков.

Учителя нагнулись над колышками, толпа разошлась.

— Подождем, узнаем, на каком ты месте, — сказал отец.

Гэннен обернулся.

Мимо прошел мальчик.

— Вы третий, Уолтерс. А вы второй, Сэвилл, — сказал Гэннен.

— Второй! — сказал отец и вдруг потряс его руку. — А еще в чем ты участвуешь?

— В эстафете, — повторил он: еще дома он перечислил все виды программы.

— Ну, ты уж пробеги хорошо.

Он пошел с отцом через поле.

Они сели на откосе под живой изгородью. Начались следующие забеги. Прямо под ними была линия финиша. Центр поля пересекала короткая дорожка, а справа от них у павильона находилась яма для прыжков в высоту.

Учитель с рупором объявлял забеги.

— Назови-ка мне их всех.

Колин показал на Гэннена, который все еще стоял у ямы для прыжков в длину с карандашом и пачкой листков в руке; он показал ему Плэтта, которого отец помнил, а потом Ходжеса, который в священническом воротнике вместе с Макриди тянул рулетку на беговой дорожке.

— Его я тоже знаю, — сказал отец.

Мальчики в белых майках, разминаясь, неторопливо бегали взад и вперед. Раздавались свистки, на дорожку выходила одна группа бегунов за другой. На доске в середине поля выводились мелом цифры, потом стирались.

Когда объявили эстафету, он спустился на дорожку. Он бежал предпоследний этап, на повороте перед финишем. Его команда пришла второй.

Он пошел в павильон и быстро переоделся. Когда он вышел, отец ждал его у двери. Они вместе пошли по проходу.

— А где тот паренек? — сказал отец. — Ну, который не любит стараться.

— Он не вышел ни в один финал.

— Другого и ждать нельзя было, — сказал отец. — Умен не по летам, ну, и хитрющий вдобавок.

На остановке они встали в очередь — по субботам люди приезжали в город за покупками. Мимо проходили ученики его школы с родителями.

— Хорошая школа, очень хорошая, — сказал отец.

— Откуда ты знаешь?

— А видно по тому, как они одеваются. — Он помолчал. — И как все организуют, — добавил он.

Колин ничего не сказал.

— Они заставляют тебя развернуться как следует, вот что.

— Да, — сказал он.

— Не то что там, где я работаю. — Отец засмеялся. — Где я работаю, там начальство одно норовит — поприжать тебя как следует.

Подошел автобус. Они влезли наверх. Отец опустился на сиденье рядом с ним.

— Что ты в этой школе учишься, для меня все. Ты это помни, малый, что бы там ни случилось.

14

В сарае стоял верстак, лежали части разных машин, покрышка от трактора, всякие лопаты и заступы, вилы и грабли, а к стене был прислонен мотоцикл — единственный предмет здесь, не требовавший починки.

— Раненько ты явился, — сказал старшой. — Вроде бы без четверти восемь. — Ой достал часы из жилетного кармана. — Выспался, значит?

— А вы с хозяином говорили?

— Он сказал, чтобы я тебя взял. — И добавил: — Он сегодня сам сюда заедет.

— А сколько я буду получать? — сказал Колин. Накануне он спросил только, не найдется ли для него работы.

— Мне про это, парень, ничего не известно. Я ведь тут за старшого, и все. Хозяин тебе сам скажет.

Колин сел на кучу мешков у двери. Снаружи на изрытом колеями дворе стоял трактор, а дальше под навесом — сноповязалка. Сараи и навесы сбились в тесную кучку посреди полей. Их крыши опирались на столбы, такие низкие, что даже он, входя, наклонял голову. Только там, где стояла сноповязалка, крыша была повыше.

Старшой снял пиджак и пошел к трактору. Он поджег лоскут, сунул его в отверстие спереди и начал крутить заводную ручку.

Колин встал и вышел вслед за ним.

— Отойди-ка, — сказал старшой. — Он, когда заводится, может и взбрыкнуть.

Он рванул ручку.

— Прогревается-то не сразу.

И снова рванул.

В моторе раздался негромкий сосущий звук.

Старшой выхватил тлеющие остатки лоскута, затоптал их и схватил еще один. Из жилетного кармана он вынул зажигалку, щелкнул, сунул пылающую тряпку в отверстие, быстро крутнул ручку и отскочил, когда мотор взял.

Из вертикальной выхлопной трубы вырвалось облако дыма. Несколько секунд старшой слушал, как работает мотор, потом уменьшил обороты и пошел назад через двор, вытирая руки ветошью.