Сэвилл

— Надолго хочешь устроиться или только на каникулы? — сказал он.

— На каникулы.

— Значит, учиться не бросаешь?

— Нет.

— А вот и Джек.

Во двор въехал мужчина в комбинезоне. Он спрыгнул с велосипеда и поставил его в сарай.

— Вон кролик объявился, тот, что вчера приходил насчет работы, — сказал старшой и добавил. — А тут заикнись про работу, так только пыль завьется.

У приехавшего было длинное худое лицо, тощие, костлявые руки, редкие, коротко остриженные волосы. Закатив велосипед в сарай, он снял куртку и открыл сумку, висевшую на руле.

— Позавтракать, что ли. Дома так и не успел, — сказал он, вытащил бутерброд и сел на мешки рядом с Колином.

Старшой принес из глубины сарая косу, обмотанную мешковиной и перевязанную веревкой. Он неторопливо развязал узлы и освободил клинок.

Появился третий человек, низенький, плотный, с кривыми ногами. Он выглядел старше первых двух. Он пришел по тропинке, которая тянулась через поле вдоль живой изгороди. На нем тоже была кепка, а с плеча свисал на веревке небольшой коричневый мешок.

— А вот и Гордон! Лучше поздно, чем никогда, — сказал второй, откусил еще кусок и убрал остатки бутерброда в сумку.

— Джек, а сноповязалку надо бы смазать, пока хозяин не приехал, — сказал старшой. Он прислонил косу к мешкам, еще раз ушел в глубину сарая и вернулся с зубчатым ножом сноповязалки, тоже аккуратно завернутым в мешковину.

— А малый, значит, пришел, — сказал кривоногий. Он снял кепку и вытер лоб. — Черт! Колосья нынче рано высохнут. — Он посмотрел на Колина и снова перевел взгляд на поле.

— Начинать, пожалуй, рановато, — сказал старшой. Кроме ножа сноповязалки, он принес небольшую косу, наточил ее на бруске и подошел к мешкам.

— Умеешь с ней управляться? — сказал он.

— Да, — сказал Колин.

— Ну, так у меня есть для тебя работка.

Он повел его через двор. Трактор выплевывал клочья дыма, подрагивая на массивных шинах.

Старшой перешел изрытый колеями проселок, и они перелезли через забор. Большой луг уходил вниз к железнодорожной насыпи. По нему там и сям были разбросаны купы деревьев, среди высокой травы широкими полосами тянулись заросли крапивы.

У забора паслись лошади.

— Скоси-ка мне ее, — сказал старшой, указывая на крапиву. — Значит, косу ты в руках держал?

— Да, — сказал он.

— Всегда коси от себя. Не вздумай повернуть косу.

Трава была вся в росе. Пока они шли от забора, он успел промочить ноги.

Старшой направился назад к сараям.

Он работал быстро. Оглядел огромный луг, пересчитал ближайшие заросли и быстрее замахал косой.

Солнце жгло сильнее. Легкий туман, висевший над полями, когда он вышел из дому, давно растаял. С безоблачного неба лился зной.

Лошади, когда он подошел к ним, подняли головы. Он протянул двум, которые стояли поближе, по пучку травы.

На проселке показался автомобиль и, не остановившись у сараев, поехал дальше, к видневшемуся в отдалении дому.

По насыпи прогромыхал поезд. Лошади подняли головы, а одна вдруг помчалась галопом вокруг луга, и он почувствовал, как земля содрогается под ее копытами.

Проехал назад автомобиль. За стеклом мелькнула светловолосая голова, машина выехала на шоссе и скрылась из виду.

Теперь позади него на лугу лежали кучи скошенной крапивы и чертополоха. Он переложил косу в другую руку. Лошади, подергивая хвостами, ушли от жары в тень деревьев.

Рокот трактора замер.

Через час вернулся старшой. Он окликнул его от забора и замахал рукой.

Во дворе кривоногий натачивал косу. Старшой кончал точить другую. Трактора и сноповязалки нигде не было видно. Второй мужчина все еще сидел на мешках.

— Где же это ты был? — спросил он, дожевывая бутерброд.

— Ты готов, Джек? — сказал старшой.

— А как же, Том, — ответил он. — Уж который час дожидаюсь.

Они свернули за сараи и пошли по колее у края пшеничного поля вдоль металлической ограды, за которой склон постепенно поднимался к большому каменному дому. Пшеница полегла от ветра, и старшой иногда нагибался и приподнимал колосья концом косы. Среди них попадались совсем почерневшие.

— Черная гниль. Да уж, Смитти не обрадуется.

Остальные двое, однако, не обратили на его слова никакого внимания. Кривоногий с косой на плече шел сзади, разговаривая с костлявым, который все еще жевал бутерброд; свою сумку он нес в руке.

Они вышли на широкое поле, которое ровной волной поднималось к близкому горизонту. Нижний его край граничил с пастбищем и был отделен от него изгородью из боярышника и чахлой рощицей.

— Вот отсюда и пойдем, Гордон, — сказал старшой. — Ты как выберешь, вверх или вниз?

— А я с Джеком пойду или с мальчонкой? — сказал кривоногий.

— Для начала он пусть при мне останется, — сказал старшой.

— Ну, тогда мы вниз! — Костлявый захохотал, укладывая сумку и куртку под изгородью.

Они повернули в разные стороны. Кривоногий скашивал колосья по краю поля, а костлявый, нагнувшись, шел за ним, вязал колосья в снопы и прислонял их к изгороди. Старшой направился вверх по склону, взмахивая косой со спокойной небрежностью, точно рассеянно подметал комнату. Потом он вернулся туда, где Колин подбирал колосья, докончил сноп и сам связал второй.