Сэвилл

— Ну, понял? — сказал он и пошел к оставленной косе.

Руки у Колина уже распухли и были все в ссадинах, а теперь он то и дело резал ладони соломой и царапал их о стебли чертополоха, попадавшиеся среди колосьев. По примеру костлявого он прислонял снопы к изгороди.

Солнце пекло. Они медленно двигались вверх по склону.

— Руки-то у тебя нежные, — сказал старшой, снова останавливаясь. — Вечером, когда домой вернешься, подержи их в соленой воде.

Солнце поднималось все выше. Кривоногий и костлявый внизу под склоном казались теперь двумя темными пятнышками. За изгородью на пастбище медленно двигались коровы, узкий проселок уходил вдаль, к группе домов — больших, кирпичных, затененных деревьями. Еще дальше, за другими пшеничными полями, темнел зубчатый хребет террикона, а над ним черным туманом висела полоса расходящегося дыма и взметывались облака пара, огромные, как холмы.

По колее от сараев к полю ехала машина. За ней клубилась пыль.

Из машины вылез краснолицый дюжий мужчина. Он снял фетровую шляпу, вытер лоб и поглядел туда, где работали Колин и старшой.

— Работай, работай, это Смитти, — сказал старшой.

Разглядывая снопы, краснолицый пошел вдоль изгороди. Колин продолжал вязать колосья, пока сзади не раздался голос:

— Как дела, Том?

— Да ничего, — сказал старшой. — К вечеру, думаю, обкосим.

— Надо бы в один день уложиться. Такая погода долго не продержится. — На нем были брюки-галифе. Молочно-голубые глаза посмотрели на Колина. Он покачал головой. — А это что еще за фу-ты, ну-ты, всего ничего?

— Это Колин, — сказал старшой.

— Сколько тебе лет, парень? — сказал фермер.

— Одиннадцать, — сказал Колин.

— Если кто спросит, говори — четырнадцать. — Он поглядел на старшого. — Ну, а работает он как?

— Хорошо работает, — сказал старшой, подмигнув фермеру, и кивнул. — Он вон там чертополох косил, так не меньше половины в руках унес.

— Домой, на сено, что ли?

— Да не иначе, — сказал старшой.

— А тебе работа подходит? — сказал фермер.

— Да, — сказал Колин.

— И долго ты собираешься у нас пробыть? Или тебя завтра и след простынет?

— До середины сентября, если надо, — сказал он.

— Значит, мы месяца два можем на тебя рассчитывать. — Он с улыбкой поглядел на старшого. — Вот и есть у нас работник до конца страды, а, Том?

— Да, уж теперь за уборку можно не беспокоиться, — сказал старшой.

Фермер поглядел на руки Колина.

— Где ты живешь, парень? — сказал он.

— В Сэкстоне.

— Ого! Далековато отсюда. — Он поглядел вниз на двух других. — А как твоя фамилия?

— Сэвилл.

— Сэвилл из Сэкстона. Ну, буду помнить. — Он повернулся к старшому. — Я заеду завтра поглядеть, как вы начнете.

Он медленно спускался по склону, осматривая колосья, поговорил с кривоногим и костлявым, потом пошел к машине.

Они работали еще некоторое время, а потом сделали перерыв, чтобы поесть, и, пропыленные насквозь, вернулись к сараям.

Старшой сел в стороне. Кривоногий и костлявый устроились в другом конце двора. Они лежали в тени дерева и разговаривали. Кривоногий больше молчал, но зато часто смеялся словам своего собеседника.

Колин сидел на мешках у входа в сарай. Мать дала ему с собой бутылку холодного чаю и хлеб с яичным порошком.

В час дня старшой вынул часы.

— Джек, Гордон! — Он медленно поднялся на ноги и взял косу. Свой термос он унес в сарай и поставил возле мотоцикла. Из сарая тянуло запахом соломы и машинного масла.

Те двое все еще лежали под деревом.

Они пошли назад на поле. Из-под их ног поднимались клубы пыли. Они опять двинулись вверх по склону.

К середине дня они добрались до вершины холма.

— Придется сегодня часок-другой поработать сверхурочно, — сказал старшой. Он вынул часы из кармашка брюк, куда переложил их, когда снял жилетку. — Ты можешь остаться на лишний час или два? — сказал он.

— Да, — сказал Колин. — Сколько надо, столько и останусь.

В поле старшой почти все время молчал. Если он останавливался, то лишь для того, чтобы наточить косу, или оглядывался, рассеянно смотрел на снопы, которые связал, и кивал головой.

Работая, Колин подсчитывал, сколько получит денег. Восемь часов в первый день — семьдесят два пенса. Семьдесят два пенса равны шести шиллингам. За сверхурочный час еще девять пенсов плюс четыре с половиной, за два сверхурочных часа — два шиллинга три пенса, а всего за день это выйдет больше восьми шиллингов. Даже без сверхурочных он, по его расчетам, мог за одну неделю заработать тридцать три шиллинга. Чем больше он считал, тем больше прибавлялось у него сил. Он почувствовал, что готов работать хоть до темноты. Да и день уже шел под уклон.

Они работали до семи часов. На то, чтобы обкосить поле, у них ушло три часа утром и шесть днем. Когда они вернулись к сараям, у него еле хватило сил сесть на велосипед.

— Завтра в восемь, — сказал старшой.

— Смотри, спозаранку не являйся! — сказал кривоногий и засмеялся вместе с костлявым. Они стояли у навеса, пока старшой запирал дверь сарая. Наконец кривоногий пошел напрямик через поле, а костлявый поехал на велосипеде по проселку.