Стивен бежал за ним и махал, потом остановился и не спускал глаз со Стэффорда, пока тот не скрылся из вида.
Мать вошла в дом. Отец стоял, поджидая Стивена.
— Ну как он, хорошо провел время?
— Наверное, — сказал Колин. — А что для него такое особенное нужно?
— Может, ему непривычно бывать у таких, как мы.
— Да почему? — сказал он и мотнул головой.
— Я ведь не знал, что он из тех Стэффордов.
— А они что, такие важные? — сказал он.
— Ну, в здешних краях важней их, пожалуй что, никого не найдется. Ты у матери спроси: ее отец работал у них. Давным-давно. Еще когда мы не поженились.
— Конечно, это семья с положением, — сказала мать. — Ну, да он вряд ли захочет еще раз сюда приехать.
— А почему, собственно? — сказал он.
— Ты, малый, еще много чего не понимаешь, — сказал отец. — Хотя мне он так даже понравился.
Он взял учебники и поднялся наверх.
Он делал уроки и слышал, как они разговаривают внизу, слышал голос отца, переодевающегося на работу, усталый, медлительный, и голос матери, раздраженный, ворчливый. Он спустился вниз, только когда Стивен пришел ложиться спать.
Мисс Вудсон неторопливо точила карандаш. Корзина для бумаг, в которую падали стружки, стояла прямо перед камином, где дымилась груда спекшихся углей. В классе все замерли, следя, как острое узкое лезвие перочинного ножичка, который она несколько секунд назад достала из своей большой черной сумки, скоблит заостренный конец и как последняя тоненькая стружка планирует в соломенную пасть корзины.
— Две трети, выраженные в десятичных дробях, равны — чему?
Стивенс, мальчик с горбатой спиной, поднял руку. Это было оборонительное движение: мисс Вудсон обязательно спросит кого-нибудь из тех, кто не поднимет руку.
— Две трети, выраженные в десятичных дробях.
Большие черные глаза устремились на них, черные густые брови медленно поднялись. Очки были медленно сдвинуты вверх по широкой платформе носа мисс Вудсон.
Поднялась рука Уокера, и руки почти всех остальных тоже — в едином дружном движении.
— Я рада видеть столько поднятых рук.
Маленькое серебристое лезвие защелкнулось, перочинный ножик с ручкой из слоновой кости вернулся в большую черную сумку.
— Две трети.
Сумка, стоявшая до сих пор на столе, была спущена на пол рядом с его ножкой. Маленькая плотная фигура мисс Вудсон, увенчанная пышным гребнем иссиня-черных волос, опустилась на стул с круглой спинкой позади стола.
— Две трети.
— Мисс! Мисс! — сказали два-три мальчика.
— Две трети.
Ее большие глаза скользнули неторопливым взглядом по одному ряду, потом — в обратном направлении — по другому и остановились на Стивенсе.
Его прикованные к ней глаза, расширенные, испуганные, вдруг опустились.
— Стивенс!
— Ноль… — сказал Стивенс. Его рука все еще была поднята, словно ее пришпилили к стене.
— Ноль целых, Стивенс… — сказала мисс Вудсон и выжидательно умолкла.
— Ноль целых, — сказал Стивенс, потом добавил: — Шесть.
— Шесть. — Она быстро оглядела класс, и ее глаза снова остановились на Стивенсе. — Что-нибудь еще, кроме шести?
— Мисс! Мисс!! — повторяли несколько мальчиков.
— Две трети, выраженные в десятичных дробях, составляют?..
Она подождала.
— Уокер?
Уокер благоразумно убрал руку на более безопасное место почти у самой парты, но тем не менее что-то — возможно, его красный носик — привлекло внимание мисс Вудсон.
— Не знаю, мисс, — сказал он и мотнул головой.
— Уокер не знает. Интересно, — добавила она, — относится ли это… — она помолчала, — и ко всем остальным?
— Мисс, мисс! — повторяли чуть ли не все мальчики.
— Сэвилл!
— Ноль целых, шесть, шесть, — сказал он, — в периоде.
— Ну что же, — сказала она. — Надеюсь, вы все это слышали. — Очки в толстой оправе были медленно сдвинуты вниз. — Уокер!
— Ноль целых, шесть, шесть в периоде, — сказал Уокер.
Поднятые руки опустились.
— А чему равна одна треть, выраженная в десятичных дробях, Уокер?
— Ноль целых, три, три в периоде, — сказал Уокер.
— А если бы я попросила вас дать мне две трети фунта, Уокер, сколько вы мне дали бы?
— Две трети, мисс? — сказал он. Его глаза расширились, нос стал еще краснее. Ноги под партой переминались.
— Две трети, Уокер, — сказала мисс Вудсон.
— Две трети фунта — это будет… — сказал Уокер, лихорадочно шевеля сплетенными пальцами. — Две трети…
— Стивенс!
— Да, мисс?
— Что это за «да, мисс»? Две трети фунта, Стивенс, в шиллингах и пенсах.
Голова Стивенса задергалась, его лицо просветлело от ужаса, даже волосы затрепетали, и он сгорбился еще больше обычного, словно стараясь соскользнуть под нарту.
— Мисс, мисс! — повторяли двое-трое мальчиков.
И вновь дружным защитным жестом почти все подняли руки.
— Две трети фунта, Стивенс.
Взгляд Стивенса оторвался от глаз мисс Вудсон, медленно перешел на дверь позади нее, потом безнадежно скользнул по стене и примерно на полпути задержался на низком прямоугольном окне, которое выходило на подпорную стенку подъездной дороги. Сквозь частую проволочную сетку не было видно ничего, кроме изъеденных временем камней.
— Двенадцать шиллингов, мисс. Примерно, — сказал он.