— Кофе попить. Зайдешь? — глаза у нее горячно блестели в свете уличного фонаря. — Я Павлика к свекрови отвезла…
77
C переходом отношений в горизонтальную фазу ситуация неожиданно изменилась к лучшему. Вдруг, сама собой.
Во всяком случае, так это представлялось Мезенцеву. И все не просто стало лучше — все стало просто великолепно. Лучше и желать нельзя.
В постели девушка была нежна, податлива и немного застенчива. Ровно так, как нужно. Ее — такую маленькую и хрупкую — было даже страшно раздавить. И если во время прелюдии она еще оставалась скованной и смущенно краснела, то спустя какое-то время раскрепощалась и теряла застенчивость. А такие женщины по-настоящему заставляют чувствовать себя мужчиной.
И Мезенцев уже потихоньку таял, каждый раз, когда долго и упоенно целовал Альбину на кухне, заперев детей в зале.
— Дай!
— Не трогай, он мой! Не трогай, уйди!
Истошные вопли из комнаты заставили обоих подпрыгнуть и поспешно отстраниться. Но в кухню никто не вломился, как показалось поначалу. Это так громко кричали в комнате, что звук доносился даже сквозь закрытую дверь.
Альбина попыталась поспешно вывернуться из рук Мезенцева:
— Что они там?
Но он только раздраженно отмахнулся:
— Да ничего, пусть. Погоди… — снова прижал он женщину к себе, стараясь не обращать внимания на режущие уши вопли.
Домой к Альбине они теперь ходили регулярно. Так же регулярно приходила и она с Павликом. Альбина готовила Мезенцеву или приносила что-то вкусное. Учила его общению с малышами, и тому как можно играть с Павликом: что ему понятно, а что еще рано. И три раза в неделю увозила ребенка к бывшей свекрови. Тогда Мезенцев возвращался домой глубоко заполночь одуревший от удовольствия, на счастливо негнущихся ногах.
И дело было даже не в самом сексе. А в волшебном, упоительном ощущении присутствия рядом женщины — пары, половины.
— Дай-дай-дай-дай-да-а-ай…
— Нет, он мой! Тупица! Это мой!
— Да-а-ай!
Наконец Мезенцев не выдержал, чертыхнулся, заставив себя выпустить девушку и распахнул дверь:
— Ян, в чем дело?! — рявкнул он, — тебя просили за ребенком присмотреть!
Красный от возмущения, запыхавшийся как после долгого бега мальчишка стоял посреди комнаты, держа высоко над головой сотовый телефон с нелепым брелком в виде человека-паука. У его ног подпрыгивал и заливался капризным ором Павлик в скособоченном памперсе:
— Дай-дай-дай, — он тянул кверху грязные, выпачканные в ягодном соке пальчики, и захлебывался криком, — дай-дай-дай…
Альбина, вывернувшись из-под руки Мезенцева, кинулась к малышу и подхватила того на руки.
Ян в последнее время вел себя безобразно. Он вдруг стал капризным, упрямым. Обижался на пустом месте, дулся и злился. То его невозможно было заставить выйти из дома, то лечь спать. То он брал запрещенное, то нарочно оставлял грязь, то не мыл посуду, то шел на улицу без шапки. И делал он это демонстративно и нарочно. А раньше такого не бывало.
Или возможно Мезенцев просто не замечал дефектов его характера. Он сам был виноват — слишком много позволял, распускал. Потворствовал и потакал там, где стоило проявить твердость.
И теперь, собрав волю в кулак, Мезенцев взялся за исправление ошибок. В конечном счете это больше чем Мезенцеву нужно было самому Яну. Тот был уже большой, а значит пора учиться отвечать за свои поступки и привыкать к дисциплине. Давно пора.
Павлик тем временем, оказавшись так высоко, смекнул, что телефон стал в пределах досягаемости и тут же протянул ладошки, удвоив вой. Ян поспешно завел руки за спину. Малыш разразился утробным криком, переходящим в рычание и залился слезами. Альбина принялась поспешно его качать — речитатив ее торопливых успокаиваний смешался с истошным плачем ребенка — у Мезенцева зазвенело в ушах.
— Ян, да отдай ты ему этот чертов телефон! Ты же взрослый парень в конце концов. А он маленький!
Янка резко обернулся и негодующе уставился на Мезенцева.
Выражение его глаз невозможно было описать словами. По какой-то необъяснимой причине Ян с упорным негативом относился к безобидному умильному малышу. Искал любой предлог, чтобы оказаться в одной комнате с Мезенцевым, при условии, что Павлик будет в другой. Он не любил его даже больше, чем Альбину. А Альбину просто ненавидел. Несмотря на все усилия для сближения, предпринимаемые Мезенцевым.
И теперь посмотрел так, будто тот вогнал ему топор в спину:
— Ну и что?! Телефон же мой! — негодующим, полным слез голосом выкрикнул он.
Павлик с рук матери продолжал заливаться криком.
— Дай-дай-дай-да-а-ай!
Но тут Мезенцев счел, что с него хватит!
В конце концов он имел право на личную жизнь. На женщину, семью и какой-никакой интим.
— Да какая разница чей он?! Дай, раз я сказал!
Ян полыхнул взглядом, открыл рот — закрыл и, не найдя лучшего выхода, стремглав выскочил из квартиры. Только дверь с грохотом шарахнула у него за спиной.