Нина бегала по комнатам след в след за Васей, но все никак не могла его поймать. Распахивала дверь ванной, но там было пусто. Бежала в кухню, но и там никого не было. А ей казалось зримым, ощутимым его присутствие. И Нина почти чувствовала его запах. Стоило только чуть поднапрячься, что бы уловить его.
Незримый, непереносимый тягостный душок. Который она ненавидела в детстве, который впитался в ноздри. Его ни с чем нельзя спутать. Кисловатый, приторный, густой и удушливый.
Но и в кухне Васи не было тоже. Хотя она точно знала, что минуту назад он заходил сюда. В детстве обязанностью Нины было кормить его, потому что Вася не мог есть сам. И теперь он снова хотел, чтобы она с усилием усадила его на большой табурет, повязала полотенце на рыхлую вялую шею. И принялась по ложке, ко капле вталкивать ему в рот еду.
Но сегодня он этого не заслужил! Потому что снова и снова трогал ее вещи и прятался. Знал, что Нина боится и пугал ее.
Нина ненавидела, когда Вася прячется.
— Я ведь говорила тебе, чтобы ты не брал мои вещи! И не бросал!
Вася молчал.
— Ты слышишь? Ты меня слышишь, идиот?! — голос сорвался на визг.
Перед ней была вся ее квартира — три распахнутые двери: кухня, ванна, комната. Серые обои, тумбочка, кровать, лежащий на полу у шкафа синий свитер. Пакеты с купленной едой на столе.
И тут она вспомнила, что вчера позабыла их разобрать. Не хватило сил. С утра Нина собиралась сделать сварить себе суп, сделать гренки. Пересилив себя, низко натянув капюшон, сходила в магазин. Купила продукты, принесла.
Но уже дома, почувствовала такую усталость, что сил разобрать пакеты у нее не хватило. Так и оставив их посреди коридора, она едва добрела до кровати.
По дороге бросив на пол свитер.
Нина взглянула на свои ноги — на них по прежнему были кеды — вчера не было сил разуться. А из пакетов на пол натекла лужа воды. Там был лоток с замороженной курицей. За ночь он оттаял и просочился в дырку.
Нужно было убрать, но Нина снова чувствовала себя усталой. Она привалилась к стене. Потом. Сейчас ей нужно было полежать, а потом…
И с чего ей в голову вообще пришло, что сюда мог приходить Вася? Что мог прятаться.
Нина едва волоча ноги добралась до дивана и опустилась на подушки. Тяжело выдохнула.
И не мог он прятаться — мозгов бы не хватило. И ловкости бы не хватило, он и ложку-то держать не умел. И весь он был отекший, рыхлый. Толстый из-за больного сердца. И смотрел всегда безо всякого выражения. Немо шлепая маленькими рыбьими губами.
— Телефон.
Услышала Нина Васин голос.
И подорвалась с дивана. Прислушалась. Но Вася никак не мог ей этого сказать — Вася не умел говорить!
— Что ты сказал? — глухо, с трудом шевеля языком прохрипела Нина.
И Вася спокойно и внятно пояснил:
— У тебя звонит телефон.
И тут только Нина услышала пронзительную трель. В самом деле звонил.
Подскочила и кинулась в комнату, где на ее тумбочке дребезжала старенькая "нокия".
— Да! — подхватила Нина трубку и поднесла ее к уху. Голос все еще звучал хрипло, — кто это?
Пот каплями выступил на лбу. Она отерла тыльной стороной руки крупные мокрые бисерины с верхней губы.
— Это я, — растерянно ответил голос на том конце провода. Голос Нине не знакомый.
На секунду она резко зажмурилась, пытаясь собраться с мыслями.
Звонивший ей был ребенком. Но что за ребенок мог звонить Нине?
В ответ на ее мысли мальчик на том конце линии услужливо пояснил:
— Ты мне телефон написала. В подъезде. Меня зовут Ян Романов.
Милое имя.
Нина выдохнула с облегчением. Милое имя милого мальчика.
— Ян Романов? — машинально переспросила она, пытаясь собраться с мыслями.
— Ну да… — голос ребенка зазвучал сконфуженно. — Мы болтали… ну, в подъезде.
И тут в голове разом прояснилось. Нина его вспомнила.
И почему-то неимоверно глупым показалось то, что минуту назад она искала в квартире Васю. Вася давно уже умер и туда ему и дорога. Незачем сестре вообще было рожать такое. Дети должны быть здоровыми. Веселыми, подвижными, добрыми.
Нина очень любила детей.
— Привет, — и улыбнулась, хотя мальчик и не мог этого видеть.
Он приходил в тридцать седьмую квартиру. Там, где жила молодая разведенка с ребенком. И этому мальчику было одиноко. Его все бросили, так же, как и Нину.
Он очень доверчивый.
На душе у Нины потеплело и начало разливаться умиротворяющее спокойствие:
— Ты хочешь пойти в парк? — спросила она.
Детский голос опешил:
— Сейчас? — и зазвучал недоверчиво.
Нина звонко, как девчонка, расхохоталась. Она ведь была взрослой и сама понимала, что парк по ночам не работает.
— Дурачок! Зачем сейчас? Завтра. После школы. Ты ведь учишься в школе?
— Учусь, — согласился он. И Нина почувствовала, что мальчик послушно кивнул телефонной трубке. Он милый и одинокий. И у него наверняка нет друзей. — Только не тут, ну не в Москве. Я на электричке езжу.
Ну что ж, электричка, так электричка. Нина была не против. Сейчас ей стало так хорошо, что она почувствовала прилив сил, стало весело:
— Ну так давай я тебя с электрички встречу. А куда мы пойдем? Что ты любишь? Американские горки? — Нина чувствовала, как разгорается в ней радость.