Съевшие яблоко

Пока он вышел на кухню звонить за спиной слышал неумолкающий плач. На руках у матери Павлик проснулся и спать больше не желал. Бросить ее сейчас было просто не по-человечески. В конце концов, у нее болен маленький ребенок. А Ян большой, и от того, что он раз переночует один ничего не случится. В профессорском доме он жил один месяцами. Ян взрослый и самостоятельный и…

Это все Мезенцев и попытался объяснить. Но повисшая в трубке тишина заставила разлиться неприятный холодок в желудке. Он нахмурился и уточнил:

— Ты же не обижаешься?

Ян проявил удивительное равнодушие. Ну да, его оставят ночевать одного, ну да Мезенцев не придет домой, ну да, с утра нужно будет позавтракать, запереть квартиру, отдать ключи соседке. Он всего лишь вяло и без выражения сказал: "хорошо".

И теперь тем же тоном ответил:

— Нет.

Мезенцеву стало не по себе и он доверительным тоном сказал в трубку:

— Ты ведь у меня взрослый парень? — тот не ответил, — понимаешь ведь, что он маленький?

— Понимаю, — сказал голос в трубке.

И на этот раз Мезенцеву показалось, что в мальчике действительно нет никакой обиды. Скорее всего он сам себя накручивал, подстрекаемый чувством вины. Но ничего плохого он не совершал. Ян действительно уже взрослый — он все понял.

Мезенцев повесил трубку с облегчением. И более или менее успокоено остался ночевать.

Однако утром, когда он наскоро заскочил домой помыться и переодеться, то едва только открыв дверь услышал, что в ванной течет тонкая струйка воды. Ян видимо забыл ее выключить, когда уходил в школу. А на ночь включил, потому что сидел один.

У Мезенцева до боли похолодело внутри от какого-то нового мучительного чувства вины.

Но поделать уже было ничего нельзя.

88

В пятницу, девятнадцатого апреля Кира прибежала в школу радостная и нарядная. Сколько бы ни говорила она себе, что ей все равно, сколько бы ни обижалась, а не могла совладать с собой — Кира ждала папу.

И сегодня, в ее день рождения, он непременно должен был приехать. В ожидании этой встречи девочка с самого утра прыгала от затаенной радости. Влетела в класс в новом свитере, расшитом эмблемами, клетчатой юбке, которую покупал папа, в белых марких колготках. Она даже чуть-чуть подкрасила глаза, ведь ей уже исполнилось четырнадцать. И с удивлением заметила, что на нее засмотрелись мальчики.

В руках у Киры была большая коробка шоколадного печенья для всего класса. В этот день ей хотелось порадовать всех и всех сделать счастливыми. Все ее радовало и веселило. На уроках было интересно, одноклассники казались умнее и добрее, чем обычно. День был прекрасен.

Его омрачало только то, как стыдно было Кире перед матерью за свое желание уехать к отцу. Ей казалось, само это радостное ожидание — уже предательство. Мать с самого утра ходила с увлажненными глазами, тоскливо поджав губы. И девочке было отчаянно стыдно.

Но не ждать папу она не могла.

Вернувшись из школы Кира в тайне от матери собрала вещи в спортивную сумку, в расчёте на то, что проведет у папы все выходные, и принялась ждать. По ее расчетам отец должен был приехать сразу после работы: может быть часов в пять, хотя, может и в половине шестого.

Но время шло, а ничего не происходило.

— Кира, иди есть! — ровно в шесть позвала с кухни мать. Девочка заставила себя встать и зайти в кухню, — ты что, до сих пор не переоделась? — удивленно спросила Ставицкая, кинув на дочь быстрый взгляд.

Кира так и просидела несколько часов после школы, прямо как палка за своим письменным столом, боясь помять юбку. То делала уроки, то смотрела в окно. И ждала папу.

Ей стало стыдно за свои напрасные надежды. Она ничего не ответила и молча уткнулась в тарелку. Хотя есть ей совсем не хотелось.

Потом вдруг подумалось, что отец задержался на работе и, возможно, приедет к восьми. И Кира, на время воспаряв, снова не переоделась, хотя мама одернула ее еще пару раз.

Когда часовая стрелка пересекла десять девочка глянула на себя в зеркало и принялась снимать праздничный свитер. Тонкий слой туши на кончиках ресниц потрескался и осыпался под глаза черными точками.

В половине одиннадцатого Кира решилась позвонить, но вместо ответа услышала короткие гудки. Подумала, что отец наберет ее как только закончит разговор, но этого не произошло ни через пять минут. Ни через десять. Ни через полчаса.

За дверью послышался скрип раздвигаемого дивана — мама ложилась спать. Кира с остановившимся сердцем взглянула на часы. Было одиннадцать. Она снова набрала номер отца и снова прослушала гудки, на этот раз длинные. Потом позвонила еще несколько раз и снова не получила ответа.

Наконец, в двенадцать механический голос сообщил ей о том, что телефон отца отключен или находит вне доступа сети. Девочка сидела на диване, сжимая в ладонях теплый металлический корпус телефона и смотрела в стену.

Внутри было пусто, серо и скучно. И то огромное чувство разочарования, которое расползлось в душе, не давало ей даже почувствовать обиду. Так просто не могло быть, этого не могло произойти. Но произошло.

Минутная стрелка продолжила свой ход, наступило двадцатое апреля.