Съевшие яблоко

Лиза спала на диване. Она его не разобрала и даже не застелила. Скрючилась поверх пледа, раскидав подушки и уткнувшись лицом в обивку. Задранный свитер обнажал ее синюшное нездорового цвета тело. Не до конца стянутые штаны скрутились комком ниже колен, зад девицы оттопырился, выставив на обозрение несвежее белье. Засунутые под тело руки топорщились острыми шелушащимися локтями. Смрад в комнате стоял невыносимый: блюдце на полу полно окурков, валяющаяся рядом пивная бутылка ополовинена. Часть пахучей жидкости разлилась, впиталась в ковер, заполнила вонью всю квартиру.

Денис Матвеевич почувствовал резкий приступ тошноты — давала о себе знать язва — и кинулся открывать окна. Комнату залил режуще-яркий свет сентябрьского солнца, ворвался свежий ветерок и старик жадно вдохнул чистого воздуха.

Лиза дернулась, зашевелилась и проснулась. Поморщившись, она медленно подняла голову, выпрямляя затекшее тело, заспанным осоловелым взглядом посмотрела на профессора и вяло констатировала:

— Приехал, — голос у нее был сиплый и испитый. Лиза села, подумала немного и принялась натягивать на узкие бедра штаны. К своим двадцати двум она так и не оформилась, осталась плоской, нескладной, с тощими кривыми ногами и впалой грудью. Она шмыгнула носом, потерла шею и стала оглядываться по сторонам в поисках сигарет.

Денис Матвеевич чувствовал как от злости и отвращения у него трясутся губы и щеки — эта непроизвольная реакция тоже появилась у него к старости.

Он вышел ни слова не говоря. Забрал в кухню пакеты, принялся выгружать провизию. А сам все оглядывался, принюхивался. На столе клеенку снова порезали, и петлю на шкафу поломали — дверца повисла, стоило ее распахнуть. Холодильник Лиза, конечно, не убирала, и с прошлой недели в нем накопились объедки. Все внутри старика пенилось и клокотало. Если бы не чувство долга он бы и вовсе не приезжал сюда. Проклял их, отдал на разграбление квартиру и поселился насовсем на даче. Но долг, долг…

Спустя пару минут в кухню, заспано шаркая ногами, вошла Лиза. Лицо у нее было кислое, взгляд пустой. Она сделала пару глотков прямо из носика чайника, скривилась и хрипло спросила:

— А че, день уже?

Денис Матвеевич бросил на нее холодный скупой взгляд и сварливо бросил:

— Давно уже. Что вы в квартире устроили?

Та не ответила и принялась вхолостую чиркать зажигалкой у зажатой в зубах сигареты.

— Что ты вообще думаешь делать? — Денис Матвеевич зло очищал холодильник, вытаскивая из него почти пустые грязные тарелки и засохшие объедки. Посуду он кидал в раковину с таким раздражением, что норовил разбить. — Не учишься, не работаешь. Чем жить собираешься? — То, что Лиза так и не устроилась на работу он считал худшим из грехов — свидетельством конченности ее существования. Каждый раз ей об этом говорил и каждый раз удостоверялся, что работать она и не собирается.

Лиза, наконец, прикурила, затянулась и выпустила дым в комнату. В горле старика запершило. Это ее вечное молчание приводило Дениса Матвеевича в бешенство.

— В квартире что развела! Живешь как свинья! — старик неожиданно для себя — тоже давал себя знать возраст — взъярился и ударил ладонью по столу. Чашки и блюдца, звякнув, подпрыгнули.

Пакет с продуктами упал, кастрюля с бульоном накренилась и из-под привязанной крышки закапало на стол. Профессор, почувствовав, что стал смешон и сконфузился.

И только Лиза не моргнула глазом, взгляд ее остался таким же тупым и ничего не выражающим.

Денис Матвеевич принялся поднимать пакет. Вспышка ярости сменилась приступом сварливой раздражительности.

— Где твой брат?

Лиза не торопясь подняла с полу бутылку, стоящую возле плиты, потрясла ее, посмотрела на свет. Мутная жидкость цвета мочи еще плескалась на дне и девица жадно припала к горлышку. Только сделав пару глотков хрипло выдавила:

— Не знаю. В школе наверное.

Денис Матвеевич подавляя тошноту смотрел как она алчно высасывает последние капли.

— И где ты все берешь и берешь? Уже ведь и денег тебе не даю, а ты все не просыхаешь! — и его снова захватил приступ ярости, в котором профессор позорно-высоко взвизгнул, — сколько я буду тебя содержать?!

Но та не испугалась.

— А ты меня выкини, — голос Лизы оставался вялым и равнодушным.

От того, что она его не боялась и не уважала, Денис Матвеевич испытал болезненное нестерпимое унижение и почти против своей воли впадал в злую старческую истерику:

— Это ты со мной так разговариваешь?! Тварь, бесстыжая тварь! Шлюха, алкашка подзаборная! Вы же сдохнете без меня!

Он отчасти и сам понимал как глуп и смешон в своем беспомощном возмущении. Но справиться с собой не мог. Руки тряслись, голос срывался. И Денис Матвеевич раз за разом повторял одну и ту же сцену, стоило ему только приехать и увидеть Лизу.

Но ни его крики, ни его молчание будто даже не доходили до ее сознания.

И ничего не менялось.

32

Профессор был прав — Лиза почти не слышала скандалов, которые он ей закатывал.