Съевшие яблоко

Да и тот в свою очередь почти никогда с Яном не заговаривал. Разве что ругался на невымытые ботинки или дырку на клеенке. Теперь старик приезжал в город два раза в неделю — проверить квартиру, закупить продукты и прибраться. В руки Лизы он денег не давал. Ни на расходы, ни на питание, ни на Яна. Все привозил сам — оставлял пакеты и готовил в больших кастрюлях безвкусную еду: гречку, жесткие серые паровые котлеты, водянистый суп. Ян это не любил. И даже одежду Лизе Денис Матвеевич покупал сам — в том же сетевом магазине, в котором брал продукты. Она носила без возражений. У нее редко водились деньги. Лиза с трудом закончила школу, а в техникум так и не пошла (на это все время ругался профессор). Целыми днями таскалась по базару(про это тоже бесконечно твердил старик). И один-два раза в неделю приходила в таком виде, как прошлым вечером.

После таких ночей Яну приходилось выходить из дома особенно тихо и особенно рано. Но это было ничего — это было не страшно. Учиться Ян любил.

Это было самым важным, самым сокровенным. Быть может самым лучшим, что он видел в жизни — если не считать тех дней, когда Лиза вела его в парк и покупала шоколадки. Но это было так редко. А школа была каждый день и ее можно было любить. Ведь его там хвалили. Его там ценили, приводили всем в пример. Ян млел от мысли, что его любят и выделяют учителя. И из кожи вон лез, чтобы быть особенным.

Поэтому даже приходил он в школу раньше всех, так рано, что двери бывали еще закрыты.

Директриса школы номер восемь — Лариса Николаевна Филлипенко тоже приходила рано. Правда руководствовалась другими мотивами — она своей работы не любила. Напротив, она свою работу боялась. Нервничала, чувствуя себя не в своей тарелке, опасалась характерных учителей, не могла справиться с бесхарактерными и постоянно трепетала выволочки от вышестоящего начальства. Она год заступила на должность, а все никак не могла освоиться.

Сидела на самом краю стула, нервно потирала тонкий конопатый нос и в третий раз переписывала отчет для РОНО. Он ее беспокоил. Никогда нельзя было знать заранее, за что похвалят, а за что поругают. Ларисе Николаевне не хватало ни номенклатурного чутья, чтобы предвидеть "повороты линии партии" заранее и ни характера, чтобы не обращать на них внимания. Она даже собственных учителей побаивалась. Во всяком случае некоторых из них.

Тут в дверь раздался короткий настырный стук и сбил ее с ускользающей мысли. Но не успела еще директриса оторвать раздражённых глаз от отчета и предупреждающе-недоброжелательно бросить неурочному посетителю "войдите", как дверь распахнулась сама.

И в щель просунулась мальчишечья мордашка.

— Здравствуйте.

Лариса Николаевна выдохнула наполовину облегченно, наполовину раздосадовано. Ничего не случилось и никто не требовал ее настоятельного внимания — это хорошо. Но вчера она сама вызвала ученика седьмого класса и велела зайти до уроков — и позабыла. А теперь он ее отвлечет и отчет доделывать будет некогда — это плохо.

Но делать нечего, директриса недовольно поджала губы:

— Заходи.

Дверь охотно скрипнула и в кабинет ввалился маленький мальчик с громоздким рюкзаком, который он удерживал за рваную и подвязанную ручку. Он поднял глаза и личико залучилось радостным ожиданием.

Ларисе Николаевне стало не по себе.

— Садись, — попыталась она натянуть на лицо доброжелательна улыбку, что не вполне ей удалось.

Однако мальчик ничего не заметил и охотно уселся на стул — так же как и она — на краешек. Потому что иначе доставал бы до полу только на цыпочках. Директриса краем глаза глянула на так и недописанный отчет РОНО и в очередной раз убедилась, что и новый вариант никуда не годился.

Что еще больше ее раздражило.

А мальчик продолжал смотреть на нее широко распахнутыми глазами, полными какого-то доверчивого ожидания.

Лариса Николаевна судорожно повела плечами.

Она не терпела этого ребенка.

И чем несправедливее было это чувство, те сильнее оно разрасталось. Романов был прекрасным учеником: умным, внимательным и симпатичным. На фоне курящего-матерящегося хулиганья, просто чудо, а не мальчик. Но каждый раз, когда он смотрел вот такими преданными глазами ей становилось не по себе. Ну чего он от нее хотел? Она и так сделала все, что могла!

У Яна Романова был один, но просто катастрофический, фатальный недостаток. Ян Романов был одаренным.

Учителя-то таких детей любили и привечали — приятно, когда понимают с первого раза, не переспрашивают ерунду и не ходят на ушах на уроках. Читают дополнительную литературу, посещают факультативы. Такого ребенка и на олимпиаду свозить лестно и в аккуратную тетрадку смотреть, надо думать приятней, чем в перечерканные каракули.

Но для администратора талантливый ребенок — божеское наказание.

— Ну и как тебе в новом классе? — директриса посмотрела на мальчика, приложив усилие для того, чтобы взгляд ее выглядел внимательным и заинтересованным.

Хотя на самом деле ей ужасно хотелось отвести глаза. Из-за этой наивной доверчивости она чувствовала себя виноватой. Но не мог же ребенок в самом деле знать, что она видеть его не может.