Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр

Что касается меня, то я не мог заставить себя засесть за все это, пока не наступала поздняя ночь. Все остальные чувствовали примерно то же самое, потому что на улице светило солнце, и это было очаровательное старинное поместье вроде замка, со многими акрами полей, чтобы по ним бегать, и всякими штуками, чтобы их исследовать, а еще – с дорожкой до паба длиной в три мили, и это очень весело. И старая каменная кладка, и игра в «лорда поместья», и вся эта еда и питье – я имею в виду, что ты ничего не мог с собой поделать.

С другой стороны, были крики Кита и понимание того, что Уоббл не может долго держать себя в узде. Он более чем способен покалечить Кита, который, по справедливости, вел себя как визжащий хорек. Уоббл замирал, обманчиво затихая, и я понимал, что из этого может выйти и что должен это остановить. Я глубоко убежден, что насилие ничего не решает. Ты не можешь допустить его на своем рабочем месте. Если кто-то переступает эту черту – не просто правило, а абсолютную величину, – они уничтожают сами себя.

В других случаях было очень весело. Например: пепельницы на струнах рояля! Я с детства очень люблю клавесинную музыку – что-нибудь такое, что можно увидеть по телевизору, какой-нибудь старый Бах или Бетховен, исполненный на оригинальных инструментах. Этот звук приводит меня в трепет. И вот я в студии, там стоит рояль, а я ищу металлические пепельницы, чтобы вызвать это звонкое металлическое жужжание. Какой прекрасный шум, гораздо более волнующий! И на клавишах рояля лишь локти!

Кит, Уоббл и я находились на одной волне, когда речь шла о таких экспериментах. Вся наша вражда была на личном уровне, о чем нельзя не сожалеть. Все эти диссонирующие резонансы, эти звучные тона, которые проносятся туда-сюда, просто чудесны. Они почти разрушают мелодию, но очень полезны для самопознания. Необходимо свободное пространство, причем не только исполнителю, но и слушателю, чтобы появилось желание мыслить. Конечно, ничто из всего вышеперечисленного иные знатоки не сочли бы правильной работой в студии. Но в итоге вы получаете отличные результаты, потому что реально заинтригованы звуком, по крайней мере я, – целиком и полностью. Вот что значит быть заядлым коллекционером пластинок. В своей голове ты создаешь богатейший репертуар из различных звуковых элементов. Не подражаешь или копируешь, а модифицируешь уже накопленное. Ну, или как сказали бы некоторые чокнутые музыканты – уничтожаешь.

С точки зрения лирики я тоже стремился в совершенно иные места. В то время как Джо Страммер был занят просмотром новостей, пытаясь усвоить политические заголовки, я слушал, например, историю об изнасиловании юной девушки и понимал, что заложенный в этом личный, человеческий аспект гораздо интереснее – попытаться преодолеть огромное горе, через которое прошла эта девушка. Ее схватили двое мужчин, завязали глаза, запихнули в багажник машины, увезли за город и изнасиловали. Если бы она не убежала, ее могли бы даже убить, а она почти ничего не помнила, потому что боль от всего этого была просто невыносимой.

Все, что осталось у нее в памяти, – это мелодия, которая доносилась из кассетного магнитофона в машине, и именно так поймали виновных – когда полиция выследила машину, кассета все еще стояла в магнитофоне. Это была та самая мелодия, которую запомнила девушка. В средствах массовой информации никогда не упоминали, что это была за мелодия, но мне удалось разузнать, что это песня Bee Gees. Относясь к Bee Gees с искренней любовью и привязанностью, я счел это еще более интересным. Отсюда и строчка в песне: «А кассета играла попсовый мотив»[235].

Это, возможно, наш самый гипнотический и вдохновляющий трек, и Кит здесь абсолютно в общем потоке. Какой замечательный способ привлечь слушателя, чтобы он понял боль этой бедной девушки и проникся к ней сочувствием. Каждый раз, когда я исполняю «Poptones», я словно проживаю эту историю внутри себя. Я полностью тот человек, та жертва. То же самое с «Аннализой». Может показаться глупым с моей стороны, но это то, что я делаю. Сочувствие ко всем жертвам. Не так это уж и здорово – ставить себя в положение жертвы, очень печально и глубоко ранит. Но далеко не так остро, как боль, которую испытывала настоящая жертва.

Речь шла о том, чтобы соприкоснуться с различными человеческими эмоциями, которые обычно отодвигаются в сторону. Если я и открываю ящик Пандоры, то делаю это молотком и зубилом. Я сломал тот висячий замок, сломал страх перед неизвестностью.