Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр

Одно хорошо в мистере Хатченсе: он понимал, что мой голос немного хриплый, потому что я переработал, – а они гастролировали со своим собственным доктором! Я получил несколько чертовски хороших советов и всякой медицинской хуеты, которые время от времени оказываются нужными. А именно укол витамина В12. Есть много врачей, которые скажут, что это так же бесполезно, как плацебо, но я так не считаю. Я нахожу, что B12 дает мне энергию, которая мне нужна там, на сцене. Все это очень утомляет; тебе колют этот витамин рано утром в твою пукалку. В итоге у тебя болит зад, затем ты часов на четыре-пять засыпаешь. Поднявшись, чувствуешь себя очень усталым, вообще не ощущаешь никакого прилива энергии, но едва берешь в руки микрофон – бамс! Оно срабатывает! Спасибо за это, мистер Хатченс.

Тем летом мы играли на многолюдном бесплатном фестивале в Таллине в Эстонии. Я понял тогда, что собравшаяся толпа начитывала около 175 000 человек, но позже меня уверяли, что их было, скорее, около 125 000. Здесь я доверяю двум вещам: подсчетам других людей, ха-ха, и своим эмоциям. Я знаю, что сказали мне мои эмоции, когда я вышел на сцену. Я потерял голос от колоссальной необъятности и простора. Море лиц было бесконечным, бесконечным и просто уходящим за горизонт в туманную даль. И по обе стороны от сцены стояли танки, с башнями, направленными, спасибо большое, не на мятежных зрителей, которые вовсе не были мятежными, а на нас.

Надо иметь в виду, что это происходило как раз перед тем, как пал железный занавес, когда Эстония еще являлась частью Советского Союза, поэтому это был очень напряженный период в ее истории – да, я полагаю, и в мировой истории тоже. И передо мной простиралась такая огромная аудитория. Это был бесплатный концерт, так что у каждого имелась отличная причина там побывать, и они проехали многие километры, чтобы посетить это событие. Однако мы знали, что жестокость советского режима может в любой момент навлечь на всех нас ужасы. К счастью, этого не случилось; вместо этого концерт превратился в нечто невероятно особенное – и в конце концов дело дошло и до независимости Эстонии.

Это было удивительно, потрясающе, но очень странно. Когда мы захотели прогуляться по городу, то не смогли сделать это без официального сопровождения и видели, как по углам площади людей уводили от нас подальше. Нам не разрешали подойти к ним поближе и поговорить, с кем бы то ни было. Тайная полиция действовала далеко не тайно.

Однако нам все-таки удалось познакомиться с некоторыми людьми, как раз перед тем как сесть на паром. Вот где Лу оказал нам огромную пользу. Он способен был прорваться через любой полицейский кордон, просто потому, мне кажется, что они думали, будто он один из бродивших повсюду местных. Чтобы добраться сюда, эти люди проделали не просто десятки километров, а сотни, из всех соседних стран. Когда мы уезжали, мне подарили, должно быть, штук двести чертовых виниловых пластинок. Я люблю и ценю каждую из них – не столько за музыку, сколько за саму мысль и энергию, вложенные в то, чтобы дать мне что-то темное и незаконное, по мнению властей того времени. Это согревающее сердце вещество – топливо для моих костров.

Причина, по которой я заработал себе шум в ушах в Нью-Йорке в то время, когда писался «Seattle», заключалась в том, что Джон Макгиох хотел, чтобы его усилители работали на сцене на полную мощность. Он был очень увлечен своими хеви-метальскими штуковинами. И это создало реальные проблемы для всех нас, подействовав слишком подавляюще. Но я бы не стал винить во всем Джона, виноваты мы сами. Надо было на него наорать. С тех пор мы выучили урок – Брюс и Лу постоянно говорят на сцене: «Убавь звук». Это дает гораздо больше свободы в песне, но мы все родом из того периода, и хэви-метал всегда будет там, в нашей сформировавшейся тогда психике: предубеждение, будто чем громче, тем лучше. Это не так. Лу Эдмондсу досталось очень, очень сильно. Я пришел в себя, а Лу – нет.

Лу был вовлечен в написание нашего следующего альбома, 9[350], но ему самым буквальным образом пришлось на некоторое время отказаться от громкой музыки. Он полностью перешел на акустику и отправился путешествовать по отдаленным районам мусульманских и бывших советских территорий – таким, как Курдистан. Он покинул нас на долгие годы, и это была горькая потеря.

Оглядываясь назад, понимаешь, что мы постепенно скатывались в порочный круг «альбом – тур – альбом – тур». Первоначально мы начали записывать 9 в Нью-Йорке с Биллом Ласвеллом. Решение это не было навязано звукозаписывающей компанией, хотя им, несомненно, в то время понравился бы Album-2. Скорее, это Билл предложил нам свои услуги. Спустя пару дней работы в студии он заявил, что группа не умеет играть и он ненавидит все наши песни. Билл сказал, что уже придумал, как должны звучать песни, а я должен распустить группу и использовать его людей, тогда в итоге у нас получится что-нибудь типа U2. Я послал его на хуй, мы собрали чемоданы и уехали. Я был абсолютно предан группе.