Сезам, закройся!

– Если профессор будет вынужден отвлекать крыс, он никогда не отдаст нам кровавый обмылок, и мы на всю жизнь останемся уродами, – сказал Виктор Коршунов.

– Он сказал, что никакого обмылка у него нет, – напомнила Зинаида Валериевна. – И скорее всего, никакого кровавого обмылка не существует в природе.

– Это неправда, – аккуратно вставила Сонечка, – я его как-то видела. В таком странном месте…

– Неважно, – перебил ее Коршунов, – главное, что этот загадочный обмылок не лежит у Валентина Эмильевича в сумке или в кармане. А к сейфу мы все равно сейчас не пробьемся. Предлагаю не цепляться за легенду об обмылке и не тешить себя вредными иллюзиями, а разработать план операции. У нас есть шанс спастись. Да, мы останемся такими, какие есть сейчас, но зато мы будем живы.

Все смотрели на заместителя директора и молчали.

– Так вот, – продолжил Коршунов, чьи жабры болели без воды так сильно, что он почти терял сознание, – один из нас побежит в сторону пищеблока и при этом будет сильно шуметь. Мы дадим ему пистолет. Задачей того человека будет продержаться как можно дольше и наделать побольше шума. К сожалению, очевидно, что наш спаситель обречен, но иначе мы умрем все. Остальные тем временем побегут вниз по парадной лестнице, на стене возле нее расположен витраж. На первом этаже все повернут налево и проникнут в гараж. Там есть микроавтобус. Мы на нем уедем.

– В микроавтобусе? – засмеялась Марина Яковлевна. – В дождь? По размытой дороге?

– Да, в дождь. Да, по размытой дороге, – внезапно подал голос Гришин, до этого безучастно лежавший на диване. – Микроавтобус, о котором идет речь, – это «Мерседес Виано». Он проедет. Я лично сяду за руль.

Утюгов повернулся к Алексею и попытался у него что-то спросить, но махнул рукой и так и не спросил.

– Ну, приступим, – Дрыгайло подняла повыше коробку от торта. – Каждый по очереди вытаскивает бумажку и разворачивает ее. У кого будет звездочка, тот и пойдет в пищеблок. Возможно, это буду я. Возможно, кто-то другой, – отрывисто сказала она.

Все сгрудились вокруг коробки. Белые бумажки выглядели совершенно безобидно, но одна из них означала чью-то смерть.

«Еще полчаса, и все закончится, – думала Лариса. – И я умру. Никто никогда не откачает воду из этих казематов, никто и никогда не найдет и не похоронит меня. Моей матери скажут, что я погибла в результате несчастного случая, и она поверит. К слову: мать уже много лет не видела меня, а теперь не увидит уже никогда».

Черная холодная вода поднялась еще на пару сантиметров.

– Мне очень жаль, что я так и не сказала о своих чувствах тому единственному человеку, которого любила все эти годы, – всхлипнула Лариса. – А может, это и к лучшему. Наверняка он уже обо мне забыл. И конечно, он правильно сделал, что в свое время принял решение уйти из института. Буквально сбежать. А я была глупой, наивной, у меня тогда еще было все в порядке с внешностью, научные перспективы соблазняли, вот я и осталась. Потом, став длинноруким уродом, я побоялась сказать ему правду, а просто перестала отвечать на звонки и СМС. Он так и не знает, что со мной случилось. А ведь пойди я тогда с ним, все в моей жизни сложилось бы иначе. И не стояла бы я сейчас в карцере по колено в воде, ожидая смерти!

Лариса закрыла лицо руками. Несмотря на годы разлуки, лицо Богдана стояло перед ее глазами, как будто они расстались только вчера.

– Лариса, поехали отсюда, – сказал тогда Овчинников. Его лицо было мрачным.

Ильина, бывшая в то время юной и красивой, пожала плечами и спрятала глаза.

– Научные перспективы… и потрясающие горизонты для человечества, – проблеяла она.

Богдан подошел к ней и взял ее лицо в свои ладони.

– Скажи, Лариса, с тобой все в порядке? Ну, в физическом смысле? – спросил он, слегка замявшись.

– Да, конечно, – удивленно сказала Ильина, а потом рассмеялась. – Ты уже знаешь историю Сени Плохоцкого? – спросила она, улыбаясь. – Да, у него язык стал зеленым и светится, но это случайно получилось, он, видимо, чай в колбе с остатками раствора кипятил или вдохнул пары какие-то, – сказала она. – Это случайность, Богдан. Тем более что Утюгов обещал исправить эту проблему.

Овчинников молчал. Он не улыбался.

– Лариса, – сказал наконец Богдан, – я не хочу говорить тебе, что случилось со мной. Просто поверь мне, что из НИИ нужно как можно быстрее бежать. Пока это еще можно сделать.

– А что с тобой случилось? – спросила девушка, удивленно глядя Богдану в глаза.

– Ты пойдешь со мной? – сказал он, отвечая вопросом на вопрос.

– Нет, – покачала головой Ильина, – лучше уж ты оставайся со мной.

– Не могу, – сказал Богдан, мучительно борясь с желанием сказать ей правду.

– И я не могу, – отрезала Лариса. – У меня здесь работа и перспективы.

Он ушел. И каждый день, строя свой бизнес, думал о Ларисе и казнил себя за то, что смалодушничал тогда. Если бы он рассказал ей все без утайки, отбросив ложную скромность и преодолев панический ужас перед происшедшим, все могло бы быть иначе…