Сезон Колдовства

Он был гораздо крупнее других представителей вурдлаков. Желтые глаза сверкали в ночи, вытянутая морда была усыпана глубокими рытвинами, а вместо уха торчал лишь острый огрызок. Ощетинившись, он выгнулся дугой, но приближаться не спешил.

— Вот мои руки. — Я выставил ладони вперед.

В ответ последовал грозный оскал.

— Неужели боишься?

Присев на корточки, я продолжал держать ладони на виду.

Вожак недовольно повел носом, словно пытаясь уловить наполняющий меня страх. Напрасно, приятель. Я никогда не пасовал перед мерзкими чадамимрака. И пускай клыки моего врага достигают величиной фаланги, а когти длиннее ткацкой иглы — он с самого начала проиграл эту схватку.

Прижав уши, лис пригнулся к земле. Рык повторился, но на этот раз более грозный. Я наконец позволил себе осторожно опустить руки. Вытерев со лба пот, я снял шляпу.

— У тебя нет надомной власти, — тихо прошептал я.

Яркие буркала сверкнули во тьме. Он не хотел принимать эту правду. Она бал для него чужда. Как истинный охотник вурдлак настроился только на победу.

— Не веришь? — удивился я.

Рык превратился в нечто похожее на стон.

— Тогда докажи!

Вожак клацнул зубами.

— Ну давай, докажи! Докажи, пустые звезды! Слышишь?! Жалкое подобие скунса!

Я добился желаемой реакции. Хищник совершил свой коронный прыжок. Резко и отчаянно, силясь вцепиться мне в горло. Впиться зубами в сонную артерию и вырвать пульсирующие жилы, все разом! Уцепиться и вытащить наружу пучок вен. Жажда крови переполнила его до кроев. И сосуд его ненависти не выдержав напряжения — лопнул. В последний миг, лис промахнулся. Мне достаточно было слегка отстраниться и уйти в сторону с линии атаки. Клацну зубами, он сцапал пустоту.

Моя рука быстро скользнула к голенищу.

Выдернув кинжал, я всадил его вожаку прямехонько в сердце.

Один короткий мир, и схватка была закончена. Возможно, вожак даже не понял где именно совершил ошибку. Но уж точно ощутил ее результат на собственной шкуре. А хруст разрываемой плоти стал лучшим доказательством его поражения.

Прижав пасть лиса к земле, я резко повернул лезвие по часовой стрелке, заставив своего врага закатить глаза.

Умереть второй раз не столько страшно, сколько обидно. Вытерев нож об рукав, я прижался к уху животного. И едва слышно прошептал слова упокоения.

— Сегодня не твой день, сегодня не твоя битва. Главная охота придет с новым рассветом, зверь.

Он немного поскулил, а потом затих, окончательно признав за мной превосходство.

* * *

Мы свалили мертвые тела вурдлаков в выгребную яму под веселое улюлюканье слепца. Он все еще надеялся, что это не последняя схватка и вскоре дорожая жижа родит новых тварей.

Я не стал его разочаровывать. Пусть хоть оборется, все без толку. Стрелки моего компаса сгрудились на нуле и не собирались смещаться в опасную зону.

Зашвырнув последнюю тушку в огненный капкан, я вернулся к проводнику и со всего маху засадил ему лопатой. Его голова скривилась и плетью повисла на плече.

— Ты что же решил, будто я собираюсь терпеть подобные выходки?! — сквозь зубы процедил я.

Смех тут же стих, сменившись оханьем.

— Запомни, выродок, — я наставил на проводника указательный палец. — И еще хоть одна подобная выходка, и твоя рожа превратится в такое же кровавое месиво, что и рука!

Патрик ждал меня в доме. После недолгой осады дел было невпроворот. Одно из разбитых окон уже украшали доски. Крест на крест — для пущей защиты.

Согнув спину, монах пытался избавиться от кровавого пятна на столе.

— Я с самого начала тебя предупреждал: с твоими новыми друзьями бед не оберешься. Разве не так?

— Они образумятся, главное дать шанс. — Я устало присел на скамью и откинул голову назад.

Остановившись, монах оглянулся и с интересом уставился на мою измученную физиономию.

— Надо заметить, у тебя довольно прагматичный к происходящему.

Я закрыл глаза.

— Знаешь, моя грань добра и зла уже давно смешалась с дорожной пылью. Хотя если быть до конца откровенным, ее никогда не существовало. И осознавая это жизнь становится какой-то простой и вполне понятной. Есть просто две силы, и каждая из них стремится к нулю. Ноль в нашем случае это цель. А когда конечная точка достигается все начинается заново. Вот и все. Такая вот арифметика, друг мой.

Патрик нахмурился:

— Как-то все слишком просто.

— Да что же тут плохого? На то она и истина. Понятна как день.

— Может оно и так, — задумался Патрик. — Но от перегрина я ожидал некой вселенской мудрости, а тут…

— Только не говори что разочарован?

— Нисколечко, — покачал головой монах. — В твоих словах явно есть зерно мудрости. Знаешь, ведь чем старше становишься, тем отчетливее наблюдаешь как оно прорастает среди навоза сквернословия. Главная хорошенько моргнуть, чтобы шелуха напыщенности и величия слетели с твоих глаз.

— Как бы я хотел что бы тебя сейчас услышали мои коллеги, — не стал лукавить я. — Уж тогда бы они точно не спорили на счет обреченности вашего мира.

Присев напротив монаха, я покосился на свои окровавленные руки, и недовольно поморщился.

— А тут и спорить нечего. Твои братья по ордену во многом правы, отзываясь о нас не столь лестно, — внезапно произнес Патрик.