Сезон любви на Дельфиньем озере

— Я столько лет каждый день вхожу в вольер, но до сих пор отделывался одними царапинами. Когда-нибудь настанет и моя очередь, и может быть, очень скоро. Может быть, завтра. Перед публикой я держусь — кум королю, но в глубине души боюсь… Понимаешь, Татьяна, боюсь!

Я прекрасно понимала, что на него нашло, — он хотел, чтобы я прониклась, немного его пожалела; на самом деле он просто передо мной красовался и бравировал опасностями, которые казались мне весьма и весьма преувеличенными. Если бы я только знала!

Так в разговоре незаметно пролетело время, и начало смеркаться. Я засобиралась обратно на базу — на юге вечерние сумерки очень коротки, и темнота наступает практически мгновенно. Сергей предложил меня проводить.

— Нет, спасибо, не надо, дай мне только фонарик.

— Ты забыла про погранцов — они тебя еще не знают. Мне тут оставаться необязательно, ребята сейчас должны вернуться из гостей, да и что тут может произойти? Пошли!

И мы отправились, разумеется, верхней дорогой. Недалеко от домиков встретили двух постоянных обитателей озера, навещавших базу, — я узнала физиономию Антонова по его выдающимся усам; мы обменялись парой слов и двинулись дальше.

Идти было легко — жара спала. Настроение у меня было какое-то расслабленное; Сергей обнял меня за плечи, и мне это даже понравилось. Приятно было чувствовать мужское прикосновение — физически меня всегда тянуло к Сергею, — но это не имело значения, потому что никаких иных чувств к нему, кроме дружеских, я уже не испытывала.

Вдруг в километре от базы перед нами материализовались две фигуры; мне показалось, что они возникли прямо из воздуха, но на самом деле, конечно, они вышли из-за кустов. Это были пограничники, и я убедилась, что Сергей был прав, когда не хотел отпускать меня одну. Его они сразу узнали, он представил им меня — не как жену и не как бывшую жену, а просто как «Татьяну, которая будет работать на базе», угостил их сигаретами, и дальше мы без помех добрались до базы. Лагерь уже погрузился в темноту, народ то ли спал, то ли веселился в лесу. Только на столбе у ворот ярко горела электрическая лампа. Я не знаю, что нашло на Сережу, наверное, его обычное фанфаронство, но только он меня облапил нежнейшим образом и долго, со вкусом целовал прямо на залитой светом площадке у ворот, на виду у всей базы — если, конечно, кто-то захотел бы на нас посмотреть. Впрочем, я не очень-то сопротивлялась… Я уже успела забыть, как искусно целуется мой бывший муж, и с удовольствием об этом вспомнила.

Потом он отправился назад, а я пробралась в домик Ванды; она уже спала, улегся и ворчливо приветствовавший меня в полудреме Тошка, но постель для меня моя заботливая тетушка приготовить не забыла. Я рухнула на койку — и провалилась в сон. Я спала в ту ночь, как говорится, без задних ног, и мне ничего не снилось.

Утром тело Сергея нашли в озере, в вольере сивучей. Он плавал на поверхности воды лицом вниз; когда труп вытащили на берег, то обнаружили на нем рваные раны.

2. РАССЛЕДОВАНИЕ

О смерти Сергея мне сообщили рано утром, — то есть для меня это было рано — восемь часов, когда только-только прозвенел гонг на подъем. В дверь домика кто-то постучал, залаял Тошка, потом зашла Ванда (у нее уже был совершенно проснувшийся, умытый и прибранный вид), что-то хотела сказать, но не успела: тотчас вслед за ней вошли Антонов и незнакомый мне мужчина в военной форме, очевидно, пограничник. Антонов обратился ко мне:

— Соберись, Татьяна. Случилось несчастье…

Его слова повергли меня в шок, и почему-то сразу захотелось бежать. Я и побежала в чем была — в шортах поверх купальника, — и побежала с такой быстротой, как будто от этого зависела моя жизнь, или как будто в глубине души я еще надеялась спасти Сергея. «Глупость какая-то! Сережа не мог утонуть!

Кто угодно, только не он!» — такие мысли вертелись у меня в голове, когда я выбежала из лагеря, пронеслась мимо погранзаставы и с разбегу стала карабкаться по почти отвесной тропе, чтобы срезать значительную часть пути. Наконец, запыхавшаяся и ободранная — тропинка, которой уже давно не пользовались, заросла колючками, — я выскочила на верхнюю дорогу, и тут меня подобрали Антонов и местный начальник Максим на «муравье»[4].

Пока мы бодро тряслись по колдобинам, нас обогнал выкрашенный в защитный цвет «уазик» пограничников, в котором я заметила Тахира Рахманова.

Мы приехали на место происшествия самыми последними. Сергей лежал у трибун, полуприкрытый брезентом; растолкав стоявших вокруг него и тихо между собой переговаривавшихся мужчин, я подошла к нему и стала на колени, чтобы лучше его рассмотреть. Машинально я отметила, что на нем та же самая майка, в которой он был вчера. Да, Сергей был мертв, в этом не было сомнений; но, в отличие от других мертвецов, которых я имела возможность наблюдать, смерть не исказила его черты, наоборот, на его лице было написано какое-то умиротворение, которое никогда не было ему присуще при жизни, и это делало его почти красивым.