Сезон любви на Дельфиньем озере

— Ничего… Просто кое о чем вспомнила. Но это сейчас пока не важно. — И она тряхнула своими непросохшими волосами, как будто хотела отбросить в сторону какие-то мысли. Но тем не менее до конца вечера она была задумчивой, как будто ее что-то мучило. Впрочем, мучить ее мог и Дима — своим блистательным отсутствием. Он появился у костра, когда народ уже расходился, — и Вика тут же расцвела в темноте, на ее открывшихся в улыбке зубах играли отблески пламени.

16. ПОДВОДНАЯ ЛОВУШКА

Уже накануне вечером, в день освящения бассейнов, зеркальная до того поверхность воды покрылась заметной рябью, так что о работе не могло быть и речи. Ночью на море поднялось волнение, и с утра шум волн был слышен даже от пятихаток. Выйдя на пляж, я увидела, что вода стала совсем мутной, вот-вот разыграется настоящий шторм, и об экспериментах придется забыть надолго, может быть, до следующего сезона.

Но когда я подошла к коридору, то забыла обо всем. Ася как сумасшедшая металась по нему туда-сюда, от берега до каракатицы и обратно, изредка скрываясь под водой, но только в строго определенном месте; присмотревшись повнимательнее, я увидела, что там виднеется что-то темное.

Впрочем, не я одна заметила неладное. Ванда тоже была на море, и пока Витюша спускал на воду «мыльницу», она металась по берегу почище Аси. Сзади подошел Алекс и сжал мне локоть — его глаза оказались самыми зоркими, и он первый из нас понял, что это за смутный силуэт темнеет под водой.

Это был Горбун, Асин кавалер. Каким-то образом, пытаясь добраться до предмета своей страсти, он умудрился застрять в капроновой сетке — и погиб. Утонул, как ни странно это звучит применительно к дельфину.

Любовь! Да, именно любовь погнала Горбуна в сети, в ловушку, которая оказалась для него смертельной. Мне почему-то пришли на память Ромео и Джульетта… Наверное, у меня все-таки очень тривиальное мышление — ничего оригинальнее на ум не приходило.

Пока бездыханное тело Ромео извлекали из воды, обычно молчаливая Джульетта-Ася растерянно щелкала и трещала в каракатице, куда ее заманили на это время. Ася на этот раз не упрямилась, и я с облегчением закрыла за ней дверцу. Правда, аппетита она лишилась начисто — как ни старалась я соблазнить ее рыбкой, она продолжала быстро плавать по акватории и ко мне не приближалась.

Да, это утро выдалось на удивление мрачным. Даже солнце не то чтобы скрылось за тучами — нет, оно светило, но светило сквозь плотную дымку, и впечатление было такое, как будто всю природу сковало нечто угрюмо-сонное. Скорее всего воздух был просто насыщен электричеством, и назревала гроза — такое весьма прозаическое объяснение можно было дать этой давящей атмосфере, которая подействовала на всех нас.

Когда я шла к ангару, чтобы надеть водолазное снаряжение, то еле брела, как соня днем, самая настоящая соня-полчок; мне казалось, что воздух сгустился и сопротивляется каждому моему движению.

В дополнение к нашей «мыльнице» ребята спустили на воду лодку. Не самое это приятное занятие на свете — вытаскивать из сети мертвого дельфина. Алекс с позором сбежал и появился на пляже только после того, как все было кончено, — такое зрелище не для слабонервных технарей. Со скорбной процедурой справились и без женщин, то есть без нас с Вандой, хотя повозиться пришлось немало, и шестеро крепких мужчин еле-еле высвободили тело влюбленного дельфина из ловушки. Он был здоровенный, этот Горбун, и к тому же разгулявшиеся не на шутку волны грозили перевернуть лодку. С трудом его доставили на берег, а потом оттащили к ветеринарной лаборатории, расположенной на самом краю лагеря, где в стороне от чувствительных глаз и сердец он должен был и напоследок послужить науке.

Мы с тетушкой остались на опустевшем пляже; через некоторое время к нам присоединились и Витюша с Алексом.

Они оба выглядели неважно: Витя сутулился и снова натягивал на уши меховую шапку, а у Алекса был бледный вид, то есть скорее желтовато-болезненный — при таком загаре казаться бледным просто невозможно. Я не раз замечала, что люди, которые никак не связаны с животными по своему обычному роду деятельности, обычно тяжело переживают их гибель. На самом деле и биологи далеко не равнодушны к этому, просто привыкают — так же как и врачи постепенно привыкают к тому, что их пациенты смертны.

Нам предстояло оценить ущерб, причиненный коридору, и исправить положение. Это было нелегко, так как волнение усиливалось с каждым часом; собственно говоря, если бы так продолжалось и дальше, то держать Асю в коридоре стало бы уже небезопасно, но привести его в порядок следовало все равно.