Они прошли мимо особняка Осборнов. На противоположной стороне улицы пристроился черный седан. Сидевший за рулем мужчина в светло-коричневом плаще читал спортивный раздел «Вашингтон Пост». А ведь Директор утверждал, что убить Кэннона в Вашингтоне не составит труда. На деле же получалось, что посол еще не прилетел, а его дом уже взят под охрану.
Пройдя немного дальше, Делярош остановился, чтобы сфотографировать особняк, в котором в бытность свою сенатором от Массачусетса жил Джон Кеннеди. В Джорджтауне обосновалось немало высших правительственных чиновников, и их резиденции находились под постоянным наблюдением. Если же человек имел отношение к национальной безопасности, например, занимал пост государственного секретаря или министра обороны, то посты охраны нередко устанавливали и в соседних зданиях. Впрочем, к Кэннону это вряд ли относилось — Делярош был уверен, что сейчас за его особняком присматривает только мужчина в плаще.
Они прошли еще с полквартала на юг по Тридцать первой улице и свернули в переулок, чтобы вернуться к дому Осборнов уже с другой стороны. Делярош огляделся. Как он и ожидал, задняя часть особняка не охранялась.
Он передал Ребекке сотовый телефон.
— Оставайся здесь. Позвонишь мне, если возникнут проблемы. Если я не вернусь через пять минут, уходи и возвращайся в отель. Если я не дам о себе знать в течение получаса, свяжись с Директором. Дальнейшие инструкции получишь от него.
Ребекка кивнула. Делярош повернулся и зашагал по переулку. У дома Осборнов он остановился, ловко перемахнул через ограду и скрылся в окружающем небольшой бассейн саду. От телефонного столба в переулке к дому тянулось несколько проводов. Делярош прошел через сад, опустился перед распределительной коробкой на стене и, сняв рюкзак, достал инструменты и фонарик. Держа фонарик в зубах, он вывернул шурупы и снял с коробки крышку. Оставалось только не ошибиться в определении нужной линии.
Их было всего лишь две, но его оборудование позволяло подключиться только к одной. Логика подсказывала, что одна линия предназначена для телефонных разговоров, тогда как другая зарезервирована для модема или факса. Он достал из рюкзака крошечное электронное устройство, которое при подсоединении к телефонной линии передавало высокочастотный радиосигнал на сотовый телефон Деляроша, позволяя ему прослушивать все звонки. На то, чтобы установить устройство и поставить на место крышку коробки, ушло всего две минуты.
Со вторым прибором было легче — для его установки требовалось только окно. Закрепленный на внешней стороне стекла «жучок» улавливал вибрацию звуковых волн внутри помещения и преобразовывал эту вибрацию в звуки. Делярош приложил сенсор к нижней части окна большой гостиной. Снаружи подслушивающее устройство закрывал куст, изнутри — край стола. Конвертер и передатчик Делярош спрятал под кучкой мульчи в саду.
Вернувшись через лужайку к ограде, он перебросил рюкзак, потом перелез сам и неспешно направился к началу переулка. Радиус действия обоих устройств составлял две мили, что давало возможность прослушивать все разговоры Осборнов, находясь в отеле на Дюпон-серкл.
Ребекка ждала его на том же месте.
— Пошли.
Через несколько минут они вернулись к машине.
Делярош сидел перед приемником размером с коробку из-под обуви, проверяя сигнала передатчика, оставленного на окне гостиной дома Осборнов. Ребекка принимала ванну, откуда доносился шум бегущей воды. Она была там уже больше часа. Наконец вода перестала течь, и его напарница появилась в комнате в голубом банном халате и с обернутым вокруг головы белым полотенцем.
— Работает? — спросила, закурив, Ребекка.
— Сигнал от приемника поступает, но я не уверен, что в доме кто-то есть. Придется подождать.
— Я проголодалась.
— Закажи что-нибудь в номер.
— Я хочу куда-нибудь сходить.
— Нам лучше оставаться здесь.
— Мы уже просидели десять дней сначала на яхте, потом на катере. Я хочу куда-нибудь сходить.
— Ладно, одевайся. Сходим вместе.
— Закрой глаза, — сказала Ребекка, но Делярош поднялся и повернулся к ней. Потом, не говоря ни слова, поднял руку и потянул за край полотенца. Краска смылась, и ее волосы были не светлыми, а почти черными. Все вдруг сложилось — густые, влажно поблескивающие пряди, серые глаза, бледная, словно просвечивающая кожа, овал лица, — и Делярош с удивлением понял, насколько она красива. В следующее мгновение удивление сменилось злостью — уж лучше бы она осталась в ванной еще на час, но вышла в прежнем обличье.
Словно прочтя его мысли, Ребекка едва заметно улыбнулась.
— У тебя шрамы. — Она провела пальцем вдоль скулы. — Что произошло?
— Если оставаться в этом бизнесе слишком долго, лицо может превратиться в помеху.
Палец скользнул выше, задержался на коллагеновом имплантанте под кожей щеки.
— Каким ты был раньше? — спросила она.
Делярош пожал плечами. Может ли человек описать собственное лицо? Если сказать, что раньше, до того как он попал в руки Мориса Леру, у него было красивое лицо, она, чего доброго, сочтет его лжецом. Он сел за стол, достал из ящика лист почтовой бумаги и карандаш.