Сезон Маршей

— Бекуит прав. Ты ругал всех участников конфликта — ИРА, протестантских боевиков, даже британцев. Тебя знают по работе в Сенате. Ты пользуешься всеобщим уважением. Я бы сказал, лучшей кандидатуры на должность посла при Сент-Джеймсском дворе президенту не найти.

Элизабет нахмурилась — слова мужа явно пришлись ей не по вкусу.

— Но ему семьдесят один год, он в отставке и у него два внука, — напомнила она. — Не самое лучшее время отправляться послом за океан.

— Президенту не отказывают, — сказал Кэннон.

— Прежде чем обращаться к тебе с таким предложением, президенту следовало бы как следует обо всем подумать, — резко возразила Элизабет. — К тому же должность посла в Лондоне всегда считалась политической. Пусть Бекуит отправляет туда кого-нибудь из своих спонсоров.

— Блэр попросил Бекуита не присылать постороннего человека. Ему нужен либо карьерный дипломат, либо политик с определенным статусом… кто-то вроде твоего отца, — с ноткой обиды заметил Кэннон и, подойдя к камину, принялся ворошить кочергой угли. — Ты права, Элизабет, мне семьдесят один, и я, наверно, слишком стар, чтобы взваливать на плечи такой груз ответственности. Но ко мне обратился мой президент, и, черт возьми, я сам хочу поехать туда. Если мне удастся помочь мирному урегулированию в Северной Ирландии, это намного превзойдет все мои достижения в Сенате.

— Ты так говоришь, папа, как будто уже все решил.

— Решил, но мне нужно ваше благословение.

— А как же твои внуки?

— Следующие шесть месяцев моим внукам будет все равно, кто перед ними прыгает — я или мои собачки.

— Есть еще кое-что, Дуглас, — сказал Майкл. — В прошлом месяце некая новая протестантская организация вполне убедительно продемонстрировала, что готова и способна атаковать едва ли не любые цели.

— Понимаю, работа не лишена риска. Откровенно говоря, я бы хотел понять природу угрозы и получить такую ее оценку, которой мой бы доверять.

— Что ты такое говоришь, папа? — встревожилась Элизабет.

— А вот что. Мой зять работал в Центральном Разведывательном Управлении и занимался террористическими группировками. Дело ему знакомое да и контакты у него кое-какие есть. Я бы хотел, чтобы он использовал эти контакты и дал мне свое заключение по интересующему нас вопросу.

— Я пробуду в Лондоне не больше двух-трех дней, — сказал Майкл. — Туда и обратно.

Элизабет взяла сигарету, щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась.

— Да, конечно. Помнится, в последний раз ты тоже так говорил.

Глава восьмая

Миконос — Каир

Белая оштукатуренная вилла, казалось, вцепилась в скалы мыса Маврос, прикрывающего вход в бухту Панормос. Вилла пустовала пять лет, лишь летом ее ненадолго снимала компания сильно пьющих английских брокеров. Предыдущие владельцы, американский романист с потрясающе красивой женой-мексиканкой, покинули здешние места из-за непрекращающихся ветров. Поручив виллу заботам Ставроса, самому известному агенту по недвижимости в северной половине острова, они улетели в Тоскану.

Француз по имени Делярош — по крайней мере Ставрос считал его французом — ничего не имел против ветров. На Миконосе он появился прошлой зимой, с перевязанной правой рукой, и дом купил после пятиминутного осмотра. В тот вечер Ставрос отпраздновал сделку в таверне Ано Мера, щедро угостив всех завсегдатаев вином и узо. Пили, разумеется, за здоровье француза. С тех пор загадочный мсье Делярош стал самым популярным человеком в северной части Миконоса, хотя никто, за исключением Ставроса, так и не увидел его лица.

Уже через несколько недель странный француз сделался главным объектом досужих спекуляций жителей Миконоса. Всех интересовало, чем он зарабатывает на жизнь. Делярош писал картины, но когда Ставрос предложил устроить выставку его работ в галерее одного хорошего знакомого, он отказался, заявив, что никогда не продает свои работы. Делярош отлично водил мотоцикл, но когда Критос, хозяин таверны в Ано Мера, попытался привлечь его в местный клуб, он ответил, сказав, что предпочитает кататься в одиночку. Некоторые полагали, что француз — богатый наследник и деньги ему ни к чему, но весь ремонт на вилле он произвел сам, собственными руками, а в местных лавках его знали как бережливого покупателя. К нему никто не приезжал, он не устраивал вечеринок и даже не приводил женщин, хотя многие из местных девушек охотно предоставили бы ему свои услуги. Дни его были похожи один на другой: он гонял на итальянском спортивном мотоцикле, писал картины и занимался ремонтом виллы. Вечерами его часто видели сидящим на скалах в Линосе, неподвижным, с утремленным в море взглядом. Именно там, если верить мифу, Посейдон утопил Аякса, изнасиловавшего Кассандру.

Весь день Делярош провел на Сиросе, а вечером, когда солнце погрузилось в море и работать стало невозможно, вернулся паромом на Миконос. Когда судно вошло в залив Корфос и причалило в Коре, он отошел в сторонку, закурил сигарету и стал ждать, пока все сойдут на берег.