Сезон охоты

Я лёг на койку (их в комнате было две) и отвернулся к стене, всем своим видом как бы заявляя: отстаньте от меня все! дайте мне побыть с собой наедине. Мне, действительно, никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось говорить. И уж тем более с этим рыжим. Хотя, если честно, мне было его жаль. Ведь наверняка его тоже поставят под пули, а он, поди, и пистолета в руках никогда не держал. Шагу ступить не успеет, как всю обойму в грудь получит.

Впереди была ночь, последняя моя ночь, и потому проспать её было бы кощунством. Интересно, как чувствуют себя приговорённые к смерти накануне приведения приговора в исполнение? Наверное, так же. Считают каждую уходящую минуту, каждую тающую секунду, цепляются за соломинку, за каждый миг угасающей жизни. Что-то там вспоминают, прокручивают в мозгу километры жизненного пути, выхватывают отдельные его фрагменты, пережёвывают их, перетирают… А стоит ли? Перед смертью ведь всё равно не надышишься. Может быть, лучше завалиться спать, забыться, сократить период мучительных ожиданий до минимума? Всё равно ведь уже ничего не изменишь. Ничего не изменишь… уже ничего…

Я проснулся от острой пульсирующей боли в руке. Рана нарывала, воспаление развивалось стремительно и неотвратимо. Дотянуть бы как-нибудь до завтрашнего утра, а там… а там будь что будет.

В комнате было темно, за окном стояла тёмная таёжная ночь. Бухгалтер дрых без задних ног, посапывая во сне подобно младенцу. Сквозь пульсацию крови в висках и ритмичный гул в ушах, всплывающий и затихающий созвучно с приступами боли в плече, до меня донёсся вдруг звук голосов. Разговаривали двое. Они стояли почти под самым моим окном, и поэтому я отчётливо слышал каждое их слово. К тому же, ночью слышимость куда лучше, чем днём.

В одном из них я узнал полковника, а во втором… Сердце сильно стукнуло в грудную клетку, словно просясь наружу, потом ещё раз, и ещё… Второй говорил с кавказским акцентом, но не это заставило моё сердце бешено заколотиться в груди: в его речи я безошибочно уловил характерные чеченские нотки. Уж мне ли не знать их говор! Наслушался будь здоров, пока исползал на брюхе пол-Чечни, даром что десять лет минуло.

Я приблизился к окну, жадно прислушался.

– А я ведь тебя вчера ждал, Хасан. Проблемы в пути?

– Какие проблемы, послушай? Нет уже никаких проблем. Эта зелёная бумажка решит любую проблему. Вы, русские, слишком любите деньги.

– А вы не любите?

– Аллах свидетель, нам они нужны для великой цели. И мы её добьёмся.

– Оставь, Хасан, ты не на трибуне. Впрочем, это не моё дело.

– Верно говоришь, Пастух. Твоё дело – отрабатывать гонорар. Надеюсь, помещение готово?

– Готово, Хасан. Можешь разгружать свой товар. Людей в помощь дать?

– Мои джигиты сами справятся.

– Не доверяешь? Забыл, сколько дел мы вместе провернули, там, в твоих грёбаных горах? В Шатое, Аргуне? Может, про Урус-Мартан напомнить?

Я услышал, как Хасан усмехнулся.

– Ты что, Пастух, за барана меня держишь? На память пока не жалуюсь, всё помню, больше, чем ты думаешь. И про то, какие бабки ты на этом срубил, помню. И скольких солдат своих под наши пули положил. А помнишь, Пастух, скольких ты продал, по штукарю за голову? Если забыл, напомню, у меня каждый твой шаг записан, на камеру. У вас, у русских, всё покупается и всё продаётся. Поэтому с вами можно иметь дело.

– У вас не так, что ли?

– Чечен никогда своего не продаст. Горец знает, что такое честь, и всегда верен своему слову.

– Хасан, ты ссориться со мной приехал?

– Зачем ссориться? Дело приехал делать, бизнес по-вашему. А заодно и друга старого повидать. Дел-то мы с тобой, действительно, провернули немало, Пастух. И ещё провернём, так ведь? Совсем богатым будешь, ха-ха-ха!

– Тебе всё шутки, Хасан, а меня от этих твоих дел до самых кишок продирает. Опять, небось, какую-нибудь акцию готовите? После каждого твоего визита всегда что-нибудь взрывают. Я ещё про «Норд-Ост» не забыл.

– Не твоего ума дело. Ты свои деньги получаешь, Пастух, и весьма немалые. Твоё дело – молчать и делать то, что прикажут. Или тебе этого мало?

– Ну, как сказать…

– Хорошо. Поговорю с Шамилем. Думаю, накинем пару штук.

– Тсс-с-с!.. Будь добр, без имён. Даже в лесу могут быть чужие уши. А за понимание спасибо. Я тут для тебя, Хасан, сюрприз приготовил, завтра утром увидишь. Уверен, тебе понравится. Настоящее шоу для двух старых солдат.

Голоса начали удаляться, отдельные слова, так и не наполнившись смыслом, безвозвратно проваливались в темноту и вскоре совсем перестали долетать до моего окна.

Сволочь, мерзавец, предатель, шкура продажная! Шоу, говоришь, приготовил?! Что ж, будет тебе шоу! Я тебе завтра такое шоу устрою – пожалеешь, урод, что на свет белый родился! Мы тоже умеем сюрпризы делать.

Я человек покладистый, в бутылку по пустякам не лезу, со многим готов мириться, но чтобы разыгрывать представление на потребу этого чеченского бандита, неизвестно за каким хреном припёршегося в сибирскую глушь, – никогда!