Сезон охоты

Нас подвели к столику.

– Ну как они тебе, Хасан?

Кавказец скривился.

– Тот совсем ещё салага, – кивнул он на рыжего, – наверняка и пушки в руках не держал, а этот еле на ногах держится.

– Это мои орлы поработали, – хвастливо заявил полковник. – Стрельбу, понимаешь ли, устроил, сволота. Ну вот они его малость и… того…

– Невелика заслуга, – пожал плечами Хасан и обратил всё внимание на меня: – В Чечне, значит, служил? Скажи, много крови моих братьев пролил?

– Я не с братьями твоими, я с бандитами воевал, – ответил я с вызовом, глядя на него в упор. – И положил их немало, это точно.

Глаза Хасана потемнели.

– Шакал!

С неожиданной силой дала о себе знать боль в руке. Я невольно скривился.

– Полковник, – прохрипел я, не в силах больше сдерживать боль, – распорядись сделать мне инъекцию промедола.

– Что там у тебя, Рукавицын?

– Рана в плече, боль адская. Боюсь, хреновый из меня вояка получится, сорву весь ваш спектакль.

– Э, ты это брось, Рукавицын. Нам шоу нужно, а не черепашьи бега. Что с рукой? Уж не мои ли ребята постарались?

Я мотнул головой.

– Сначала укол.

Полковник сдвинул брови, взглянул на Хасана. Тот кивнул.

– Жалко на тебя добро переводить. Ну да ладно, фотограф, будет тебе укол.

Он вынул портативную рацию, связался с кем-то, отдал нужные распоряжения. И уже через несколько минут перед нами появился человек (врач?) с походной аптечкой.

– Кому? – спросил он, переводя тяжёлый взгляд с меня на рыжего и обратно.

Полковник молча кивнул на меня.

Как только первые миллиграммы наркотика заструились по моим венам, я почувствовал внезапный прилив сил. Боль стала быстро отступать, в теле появилась небывалая лёгкость. Стало легче и на душе.

– Итак? – спросил полковник, когда процедура была закончена. – Я слушаю. Кто это тебя так?

– А это ты у Елизарова поинтересуйся, что за дружки у него такие, что средь бела дня в людей палят.

Полковник долго молчал.

– У кого? – тихо, но отчётливо спросил он.

– У шефа вашего, – наобум ляпнул я, справедливо полагая, что Елизаров вполне мог лично курировать этот бандитский полигон.

Полковник с Хасаном переглянулись.

– Так, Рукавицын, что-то я не понимаю. А ты-то здесь причём?

– Да притом, что возле этого вашего Елизарова оказался, когда из него решето делали. Вот мне и досталось, заодно.

Похоже, мои слова произвели на них обоих сильное впечатление.

– Так. С этого места поподробнее, – произнёс наконец полковник, буравя меня взглядом. – Елизар мёртв?

– Мертвее не бывает. С асфальта соскребать пришлось, вместе с жжёной резиной от покрышек его «ауди». Какие-то молодчики расстреляли его прямо на шоссе, в авто. А я в тот момент рядом сидел, вот и получил свою долю.

– Проверить бы надо, – подал голос Хасан. – Слышь, Пастух, поручи своим орлам, пускай прощупают.

– Поручу, поручу. Только сдаётся мне, парень правду говорит. Убрали Елизара, как пить дать, убрали.

– Убрали так убрали. Тебе-то что за дело, Пастух? Или дрейфишь без московской крыши? Так ведь теперь делиться не надо, на твою долю больше достанется. Мы и без Елизара с тобой прекрасно ладим, так ведь? Так.

– Риск большой, – неуверенно покачал головой полковник. – Если прознают про наши с тобой дела, каюк нам обоим.

– Не прознают, – возразил Хасан. – Елизар все наши секреты с собой в могилу унёс. А риск твой щедро оплачивается, теперь ещё и плюс доля Елизара. А его доля поболе твоей-то будет. Куш немалый.

Глаза у полковника заблестели.

– Немалый.

Тут он резко повернулся ко мне и в упор спросил:

– Какой, говоришь, марки у Елизара машина?

– «Ауди».

– Цвета?

– Чёрного. – И добавил, усмехнувшись: – Была.

Мне почему-то стало весело – то ли от растерянного вида этого продажного мерзавца, в котором жадность боролась со страхом, то ли от действия промедола.

– Чего ты лыбишься, ублюдок? – рассвирепел вдруг полковник. – Сейчас мои ребята из твоей задницы кровавый бифштекс будут делать, понял? Недолго осталось.

– Поглядим.

Я и сам не знаю, зачем это брякнул. Мне не на что было надеяться, и никакого плана у меня тоже не было. Я рассчитывал только на импровизацию, на мою удачу, на русский авось – лишь бы ствол в руки получить. Я понимал, что с «макаром», с этой детской пукалкой против АКМов мне ничего не светит, и шансы мои асимптотически стремятся к нулю, но пока я жив, пока ещё горячая кровь бежит по моим жилам, пока бьётся в груди сердце боевого офицера, я сумею за себя постоять.

– Поглядим? – Полковник поднялся и вплотную приблизил ко мне свою пропитую рожу. – Мы-то поглядим, это точно. А вот тебе вряд ли поглядеть придётся.

– Да пошёл ты… – сквозь зубы процедил я, вложив в эти три слова всё презрение, которое только смог выразить.

Зря я это сказал, видит Бог, зря. Не сдержался. Полковник в ответ набычился, побагровел, заклацал зубами, затряс потными щеками. И тут же его железный кулак, просвистев мимо моего носа, туго вошёл в солнечное сплетение. Тупая боль пронзила всё тело, на какое-то мгновение воздух перестал поступать в лёгкие.

– Ты у меня полыбишься, ублюдок! Полыбишься!.. Быстро на исходную! Ну!