Сезон охоты

Хватая ртом воздух, я кое-как оклемался и, подгоняемый грубыми окриками и пинками бандитов, заковылял прочь. В области желудка тупо пульсировала боль. Впереди, втянув голову в плечи, испуганно семенил рыжий бухгалтер.

Веселье только ещё начиналось.

27.

Я вспомнил. Вспомнил. Этот последний удар словно прорвал пелену, окутывающую мою память. Что-то лопнуло в голове, выплеснулось наружу. Теперь я знал, откуда мне знакомо лицо этого полковника. В одном из потаённых уголков памяти словно кто-то включил яркий свет – и осветил события десятилетней давности…

В ту пору, в далёком уже девяносто пятом, наш батальон стоял в одном селе близ Аргуна. На перебросили сюда вскоре после штурма Дворца Дудаева, и мы завязли здесь на неопределённый срок. Завязли в буквальном смысле: весенняя распутица превратила сельские дороги в непролазное месиво. Ситуацию усугубляла ещё и наша бронетехника, после прохождения которой на дорогах оставались глубокие шрамы-борозды. Трассы были настолько разбиты, что пёхом по ним пройти было совершенно невозможно.

Пока политики в Москве решали судьбу всей дальнейшей кампании, мы сидели в бездействии и с тревогой ожидали начала «зелёнки». Стратеги из генералитета вряд ли понимали, какую опасность несёт с собой эта так называемая «зелёнка», потому и не торопились возобновлять активные военные действия. Зимой деревья голые, местность просматривается идеально, вероятность нарваться на засаду боевиков невелика, зато весной, когда появляется первая листва, и особенно летом опасность возрастает многократно. «Духи» активизируются, начинают наглеть, подбираются вплотную к нашим позициям, устраивают засады, наносят точечные удары по расположениям федеральных войск – а потом молниеносно исчезают. Именно в это время нашим сапёрам приходится как следует попотеть: все подступы в месту дислокации наших войск усеиваются минами и растяжками. Лучше проснуться утром живым и здоровым, чем оказаться с перерезанным горлом и отсечёнными ушами. Это аксиома, которую, увы, многие так и не усвоили.

Я в ту пору командовал разведвзводом. Мужики у меня подобрались надёжные, проверенные, с большим боевым опытом и длинным шлейфом отчаянных операций как в городе, так и в полевых условиях. Со многими из них я шёл по этой войне с самого начала. Словом, за свои тылы я был абсолютно спокоен, знал, что в решительную минуту пацаны меня не подведут.

Где-то в середине марта я получил задание проверить один отдалённый блокпост. Произвести зачистку прилегающей местности. По некоторым данным, вокруг этого блокпоста происходит какая-то непонятная возня. Достоверной информации не было, всё больше слухи. То ли снайпер где-то завёлся и отстреливает наших бойцов с завидной регулярностью, то ли бойцы попросту исчезают, чуть ли не средь бела дня, пропадают бесследно и безвозвратно. Да и про командира их разговоры какие-то непонятные ходят.

Посадил я своих пацанов на два БТРа – и в путь. Надо так надо, приказы не обсуждаются. Тем более, что дело привычное, и для меня, и для моих ребят. Дорога шла по безлюдной холмистой местности, изобиловала множеством поворотов и оврагов, порой вдоль неё тянулись заросли густого кустарника. Мест для засады было более чем достаточно. Поэтому мы ехали молча и смотрели в оба, прощупывая взглядом каждый изгиб дороги, каждый куст, каждый бугорок. И при этом прекрасно сознавали: если они захотят, то перещёлкают нас в этой глуши как орехи. И даже скорлупы не оставят. Поэтому мы были приятно удивлены, когда прошли все двадцать вёрст пути без происшествий. Правда, одно происшествие всё-таки случилось. Однако «духи» здесь были совершенно не причём.

Примерно за пять километров до блокпоста мы проезжали одну безымянную деревушку. Название, конечно, у неё было, но для нас оно так и осталось неизвестным, поскольку на древней карте советских времён эта деревушка вообще обозначена не была, а спрашивать у местных нам как-то в голову не пришло. Да и не было видать этих местных, попрятались, видно, по своим норам, зыркают нам вслед из-за плотных занавесок, провожают недобрыми взглядами, а кто-то наверняка и на мушке держит. Однако в открытую нападать никто не решается.

С этими «мирными» та ещё заморочка. В том, что среди них друзей у нас нет, никто иллюзий давно уже не строил. Если это и не открытые враги, то отцы, жёны, дети боевиков, которые сейчас стреляют в русских парней. Или, напротив, погибают под нашими пулями в ходе операции по восстановлению конституционного строя в республике Чечня. Как, по-вашему, эти «мирные» должны относиться к своим «освободителям»? То-то и оно. Потому и не скрывают они своей ненависти. И ещё страха.