Сезон охоты на единорогов

Бывало и в моей жизни тарха, во времена обучения в Храме, когда казалось, что весь мир против тебя, когда каждую ночь во снах сражался с чем-то страшным и рядом не возникало надёжных плеч и заботливых рук. Тогда чудилось, что сойдёшь с ума в клетке-сне, где ты отгорожен от настоящего мира, где тебя окружают в строгой сетке правил и традиций понимание, верность и долг. Во сне ничего не оставалось от них. Только хаос чувств, лиц и смыслов, крепко замешенный на тьме непонимания, боли и крови.

— У меня было такое, — неожиданно для себя признался я. — Когда ещё подростком был, учеником-отроком в своей школе.

— И что? — Чуда заинтересованно выглянул у меня из-под руки.

— Был у нас в Храме очень старый наставник, он уже даже не учил, а только читал мудрые книги и отдыхал, заканчивая свой век при школе. Его никто из учеников не беспокоил, только наставники иногда обращались за советами. Но я тогда пошёл именно к нему. Потому что мне было стыдно таких снов. В них я всегда проигрывал и всегда оставался один. И сон прерывался в миг, когда меня должны были добить. Я просыпался от страха перед будущностью. А для тарха это постыдно, понимаешь?

— Нет, но ты продолжай, — прижался он ближе.

Я усмехнулся. Что ж тут может быть неясного? Тархи — защита Предела. Им стоять частоколом на границе — плечо к плечу, и быть непобедимыми. Иначе рухнет этот мир, а вместе с ним и родовая клятва, а с ней погибнут все — и живые ныне, и тени прошлого, и надежды будущего. Так нас учили. И мы верили, что мерило жизни тарха — сколько у него побед и сколько у него младших. Такой вот количественный индикатор смысла твоего существования. И смерть, и одиночество не должны были страшить. Да вот… страшили.

— Старик принял меня. Выслушал. И сказал, что такие сны означают рост, что они готовят к изменениям в судьбе, возможно, тяжёлым, требующим от человека напряжения всех сил, духа и рассудка. Сон тренирует для того, что бы в жизни не совершить промашки, а сосредоточиться и выполнить всё необходимое.

Чудо снова поднял на меня любопытные глаза:

— Так и было?

Я кивнул.

Так и было. Через несколько недель после того разговора, старик тихо отошёл во сне. В школу прибыло множество людей для его поминовения, и среди них — те, кто в будущности стали нашими недругами. И моими, в первую очередь. Случайно обронённые слова с одной стороны, напрасно брошенные — с другой. Вызов. Поединок. Смерть. Никто из старших, согласившихся тогда на то, что поединок необходим, не предполагал, что ученик пятнадцати лет от роду, бросивший вызов молодому талантливому тарху школы Хоро-сет, мимоходом оскорбившему его, сможет не только провести бой, но и закончить его победой. Страшной победой. Думали, ребёнок, ещё обучаемый отрок-послушник Школы, и юноша, едва одевший свой первый олос, всего лишь стравят пар. А получилось… как получилось. Да, правила были соблюдены. Претензий ни к одной стороне никто не выдвигал, но всё же. Поминовение мудрого старца стало истоком будущей вражды школ. А меж мной и Сергеем, тогда всего лишь старшим моего поединщика, легла кровь. Её будущий тур Хоро-сета пронёс в своём сердце почти двадцать лет. Чтобы однажды отомстить. Так, как мстят только за самый больной удар — дождаться, когда у противника будут те, кто ему дороже жизни. И убить их.

— Страшно, — вздохнул Юрка.

А я вздрогнул. Страшно то, что происходит в его головёнке или то, что он только что выкопал в моей?

— Просто страшно, — успокоил Чуда и задумчиво погладил меня по руке.

Я проглотил язык и задумался о том, как же сложно, наверное, будет жить в одном доме с настоящим, но ещё таким маленьким, ведом.

Глава 9 Ежики в тумане

Я проснулся и вслушался в тишину. За стенами дома, как каждую ночь, пели соловьи, орали дурными голосами лягушки и пиликали на своих скрипочках кузнечики. Не было даже намёка на движение людей или крупных животных. Но всё-таки подрагивали пальцы и свербило нутро, а это был верный признак — что-то происходило серьёзное. Сосредоточился на происходящем в доме. В комнате Просо и Юрки явно что-то двигалось. И вроде ничего особенного — ну, проснулся кто-то из них, захотел под утро до ветру сходить — бывает! Но тревога не отступала.

Лёгкий шум прикосновений, шорох одеваемой одежды, шлепки босых ног по половицам. Юрка. Только, вот, почему Женька не пробудился, не обратил внимание на своего проснувшегося меченного?

Решив пока не предпринимать ничего, я остался лежать, всматриваясь в потолок и вслушиваясь в тихие шорохи в комнате. Юрка, судя по всему, основательно одевался. Пару минут возился на кухне, приводя себя в порядок. И потом долго пыхтел на выходе, недовольно сопя над непослушными шнурками. И, в конце концов, тихо приоткрыв дверь, выкатился в сени. Встал, прислушиваясь и выглядывая меня в завале вещей на топчане. Смешно вытянув цыплячью шейку и приподняв плечи от напряжения.

Наконец, рассмотрев, шагнул ко мне, и сел рядом.

— Тихо! — Прижал к моим губам тёплую ладошку Чуда.

— Ты чего не спишь? Что случилось? — Почти беззвучно спросил я, приподнявшись на локте.