Сезон охоты на единорогов

Я аккуратно сложил руки за спину, убирая за пояс оружие, и терпеливыми мелкими шажками двинулся к зверю. Потянул вперёд руки, протягивая их ладонями вверх — так они казались безопасными. Единорог дёрнул большим мохнатым ухом-стрелкой, но с места не сдвинулся. Даже наоборот, чуть сильнее потянулся вперёд точёной мордой. Я подошёл почти на расстояние вытянутой руки. Подошёл настолько близко, что почувствовал на ладони тёплое дыхание единорога. Дыхание — это обмен… И он сдвинулся ко мне, осторожно передвинув острое копыто в пыли. Ткнулся влажными губами мне в линии жизни и поднял морду. Я смотрел ему в глаза, а он — мне. И вроде бы не было разговора меж нами, но чувствовалось, что любое движение, любая эмоция, любой взгляд — это вполне самодостаточное слово, а за ним всегда стоит душа. Может потому, нас и угораздило понять друг друга?

Он отвёл в сторону морду и открыл мне свою здоровущую шею, кое-где посеребрённую, но настолько мощную, что даже мысли о дряхлости существа не позволяла. Я сдвинулся в образовавшуюся пустоту, словно в бою пытаясь пройти сквозь чужую жизнь. И совершенно непостижимо оказался за холкой единорога. Когда и как он успел повернуться ко мне боком? Вот ведь иллюзия! Даже самая совершенная — она всё-таки хоть на чуток, но совершенней естественной реальности. Только потому — узнаваема.

Жарким воздухом обдало бок, когда единорог повёл мордой, рогом подталкивая и побуждая к действию. В его жесте сквозило недовольство длительной задержкой и дремучей тупостью человека. Прости уж, однорогий, не так легко сломить в себе «привратника»! Будь я в другой ситуации — никогда бы не доверился иллюзии. Но за последние дни много случилось странного, заставляющего сменить к себе отношение. И, оставляя размышления в пыли серой дороги, я опустил ладони на спину животного. Если бы передо мной был простой конь, я бы посчитал его недомерком. Эх! Не впервой без седла, но навык, прочно вбитый в крестец учителями Ляле-хо, необходимо ещё разбудить! Рывок!

Спина у единорога оказалась невыразимо жаркой и до совершенства упругой. Хребта почти не чувствовалось, чему я возрадовался. Но досталось и печали — как управлять-то? И, вообще, управляемо ли это создание или нет?

Оказалось, что нет. Единорог мотнул башкой, оглядываясь так, что едва не столкнул рогом со спины, убедился, что я от одного бодания не сверзнусь, и аккуратно побрёл с дороги. Именно — побрёл. Плавающим мягким шажком, стелящим корпус над землёй в почти не потрясаемом горизонтальном положении. Приноровиться к его шагу делом оказалось пустячным. А вот к осознанию того, что как распоследний кретин сидишь на самостоятельно куда-то прущемся животном — куда как сложнее.

— Эй! Э-эй! Старичок! — Тихо позвал я, совершенно не рассчитывая на ответ: — Куда едем-то? Нам к Чуде надо!

«Старичок» в такт движению покивал головой, растрёпывая по мощной шее серебристые волны гривы. И продолжил аккуратненько переставлять острые копытца. Топ-топ. Я огляделся. Только что мы были на главной улице села, а сейчас уже обходили оградки огородов. Единорог ровным тихим шагом выносил меня за пределы населённого пункта. И, как мне кажется, совсем не в том направлении, куда нужно.

— Эй, старичок! Мне в другую сторону! — попробовал я в последний раз воззвать к иллюзии. И в первый раз огорчённо подумал о том, что вполне мог и ошибиться, приняв единорога за весточку от Юрки. Мог, ведь, наверняка, кто-нибудь, надёлённый умом и способностями, перенять иллюзии Чуды. Или перенаправить их. Нет, это новоявленная мысль не очень меня растревожила — сражаться с единорогами, конечно, я не предполагал, но сбежать от него проблем бы не вызвало. Другое дело, что стало обидно. И за то, что так долго соображаю, и за то, что единороги — они… ну… священные, что ли. Светлые. Волшебные…

Единорог внезапно остановился, всхрапнул и мягко поднялся в «свечку». Я, крякнув, ухватился за тугие пряди над холкой и подправил положение корпуса. Зверь осел на задние ноги и повёл башкой назад. Тёмно-тёмно-лиловый взгляд кольнул меня пониманием. И единорог рванул вперёд. Если бы не предупредил, если бы он сразу так сдёрнул с места, то вряд ли я понял его желание, а так — стало ясно, что зверюга неспроста решила меня покатать. Конечно, неожиданное движение заставило мышцы сжаться в тугие жгуты, и тем потревожило места ран, запаянные Анной, но не долеченные до конца. Боль вызвала тошноту и желание прикусить язык, не более. Если бы носом пошла кровь — всё было бы хуже.

Но скачка была безопасной. Казалось, что никакие ухабы не заставят качаться корпус мифического животного. А его скорости мог бы позавидовать, наверное, и средненький гоночный мотоцикл. Уж как минимум, под восемьдесят мы шли. И это по пересечёнке! Однако бег единорога был настолько плавен, что в голове стала крутиться картинка встроенных в копыта рессор. Единорог стелился над землёй, и возникало ощущение нахождения на холке охотящегося хищника.