Сезон охоты на единорогов

Передо мной, ровно в просвете меж двух мохнатых остроконечных ушей, словно в прицеле, возникли купола церкви. Единорог выносил меня к ней со стороны кладбища — откуда мало того, что вряд ли ждут, но и сам я вряд ли бы додумал появиться!

На полном скаку единорог внёс меня в густой высокий кустарник, где и остановился, словно наткнулся на невидимую стену — весьма прочную и тягуче-упругую. Весь корпус зверя — и меня на нём — бросило вперёд, а потом, замедляясь, повело назад. Мотнуло, конечно, знатно, но обиды не держал. Уж какие там обиды на боевого товарища во время операции! Пока зверь стоял, замерев, я перекинул ногу через холку и скользнул вниз, в переплетенье веток. Почувствовал, как обдало жаром и влагой — зверюга сильно запотел от непривычного труда. Я соскочил, потянулся, поправляя осанку.

Пока ориентировался на местности, единорог фыркал и задом наперёд выбирался из зарослей, в которые меня занёс. Выпутался из веток, ступил на чистую полянку и через мгновение растворился в воздухе: был — и нет! Иллюзия, да и только. Спасибо, Юрка!

Огляделся. За слабо заселённым сельским кладбищем высился живой забор из шиповника. Дальше начиналась территория церкви. Слишком далеко находясь, осмотреть её я ещё не мог, но вполне мог представить типичную геометрию: культовое строение по центру окаймлено множеством дорожек — от всех ворот к входам в храм. За церковью должен быть домик священника, а рядом с ним — огород. Ага, он как раз по правую руку мне, сразу за кладбищем. Замечательно. Ну, двинулись…

Я сделал пару глубоких вдохов-выдохов и подумал о змее. О мудрой серой змее, которая мягко и беззвучно скользит над поверхностью мира и не оставляет на земле ни следа, ни тени. Змея усталая и опасная. Змея гибкая и не помнящая о старых шрамах…

Скользить по православному сельскому кладбищу это не то что по какому-либо другому. Здесь скрыться особо не за чем — тонкие деревянные крестики да оградки по колено. Одно хорошо — кусты. На посадки всяческих полудиких растений сельчане не скупы — знают, что следить не придётся. Но и кусты те в степной полосе всё больше жидкие да низкорослые. Вот и приходиться скользить, едва блестя чешуйками на солнце. А солнышко катиться за полудень. И это хорошо.

Ворота кладбища огромны — для въезда телеги с покойником и входа провожающих строгими рядами по четверо. Возле запертых ворот буйная сирень — наверное, благоухает весной так, что и покойнику хочется подзадержаться на этом свете и надышаться ароматом. Наверное. Сейчас огромные листья пыльны и вялы — время цветения прошло. Возле кустов пружинисто напрягаю поясницу, почти вертикально выпрямляя корпус — теперь есть возможность оглядеться не из положения краба.

Церковь как церковь. Заброшенная, но ещё не разваливающаяся. Простое квадратное строение с куполом на световом барабане — всё под общий канон пирамиды. Трапезная маленькая, едва ль в четверть длины основного помещения, да и колоколенка тонкая, словно спичка. Явно, что церквушку ставили не в стародавние времена — тогда предпочитали большую монолитность и монументальность. Но при всём этом церковь оставляла благожелательное впечатление — возможно даже, в другое какое время и зашёл бы сердцем погреться. Теперь же очень не хотелось. Желание отпало, когда обнаружил застывшего, словно в «вороньем гнезде», в тенях светового барабана человека с винтовкой.

Второй неприятностью были посты. Всего на моей стороне храма я насчитал шесть человек. И, что хуже всего, именно человек. Адептов среди них не было… Сбывалась информация от Анны. Какой может быть подготовка обычного человека представление я имел — встречался, бывало. Но вот отсутствие в карауле Адептов корябнуло — неужто уровень умений этих ребят таков, что мастера им не нужны даже для страховки? Корябнуло и отпустило. Не до этого стало.

Вдоль стен церкви медленно и тяжело шагал я.

Именно я! Та же одежда, та же травленая шрамом рожа.

Я-другой шёл, с трудом передвигая ногами, так, будто после долгого боя. Механически — шаг за шагом в одном ритме.

А за мной такой же странной трудной походкой шагал Просо. Но не тот Женька, что сейчас сидел возле Анны, нет. А тот, каким он был ещё этим утром. Острый и тонкий, в синих джинсовых брюках и рубашке.

Вообще, кроме до жути странной ходьбы и отсутствующего выражения на серых лицах, ничего невероятного не было. Просто идут два тарха, явно идут на глупую смерть в лобовую атаку. Ничего необычного, если не то, что это — я и Женька.

Ай да Анна! Ай да веда!

Несколько человек сорвались с мест в сторону шагающих призраков. Пара командиров вытащили рации — доложиться.

Когда защёлкали выстрелы, я залёг ниже — от греха подальше. За стволами старой сирени видно стало не так хорошо, зато безопаснее. Пули кучно ударили в грудную клетку меня-другого, превратив сердце в фарш. Я даже вздрогнул, представив себе на миг, что попали в меня-настоящего.