Сезоны

— Именно так: «Такого и не было». А почему? Если разобраться, разве мало заведомо слабых работ проходило через наши руки? И мы все же принимали их. Почему? Да потому, что все мы прекрасно себе представляем, что к любой работе, особенно к тематической, можно, мягко сказать, подкопаться. Я не хочу сказать, что в данном случае это произошло умышленно, нет. Но рецензенту, при всей его добросовестности, на мой взгляд, не хватило… объективности, что ли… Поясню, — сказал главный, увидев недоуменные лица. — Недостаток объективности, я думаю, заключается в том, что Павел Родионович подошел к отчету без учета объективных возможностей реализации его неоправданно высоких требований. Я согласен: в отчете есть, конечно, и существенные упущения, но, я убежден, не настолько они существенные, чтобы одним махом закрыть всю проделанную большую работу. Арнольд Михайлович, конечно же, делал эту работу не в совсем благоприятных условиях. На работу было отпущено чуть больше года. Методические указания поступили с опозданием чуть ли не на три месяца. Я правильно сказал, Арнольд Михайлович?

— На два с половиной, — ответил тот.

— На два с половиной месяца, — эхом повторил главный, — в то время как другие управления, по моим сведениям, занимались этой темой не менее двух лет. Это первое. Второе… Арнольд Михайлович довольно часто отвлекался руководством экспедиции, в частности мной для выполнения срочных заданий. Так, он был в двух командировках, участвовал в совещании по методам разведки подземных вод, которое, как вы знаете, состоялось в Магадане, и, кроме того, на его счету две рецензии. Я согласен: это не может служить оправданием неудовлетворительной работы, но еще раз повторяю: отчет Арнольда Михайловича я таковым не считаю, и, кроме того, определенные недоработки, которые имеют место, можно понять, учитывая сказанное мною выше.

«Вот закручивает, — со злостью подумал я. — Так, глядишь, еще четыре балла поставят».

А главный продолжал:

— Я не могу не обратить внимание технического совета на то упорство, я бы сказал настырность, рецензента, на предвзятость, с какой написана рецензия. Обратите внимание, ведь почти ни одного положительного момента не отметил Громов. А они же очевидны! Поэтому я предлагаю дать недельный срок обоим — и автору, и рецензенту: чтобы первый сделал исправления, существенно не перерабатывая ни записки, ни карт, а второй… — он сделал паузу. — Я надеюсь, что при более тщательном анализе у Павла Родионовича возникнет желание пересмотреть отзыв. Этим, как вы все понимаете, он окажет добрую услугу экспедиции. Я кончил, товарищи. — Главный, словно боясь, что его остановят, быстро опустился на свое место.

И тут, обронив председателю «разрешите» и не дожидаясь приглашения, вырос Робертино. Роберт Иванович выглядел собранным, сосредоточенным, как будто собирался произнести торжественную речь. Он даже подошел к председательскому столу и повернулся лицом к собравшимся.

— Смею заверить членов техсовета и приглашенных, я достаточно хорошо разобрался в целях этой тематической работы, мне ясны результаты, полученные автором отчета, основные достижения его и просчеты, а также те явные и тайные помыслы, которые он обнаружил в процессе защиты, — так начал Робертино, затем остановил на мне свой взгляд. — Я также понял, что же хочет рецензент увидеть в этой работе, и постарался вникнуть в его претензии. Громов убедил меня: в нашей экспедиции допущен явный брак. Нужно было не мудрствуя лукаво признать это, поблагодарить рецензента, как полагается в таких случаях, за проделанную большую и несладкую работу, то есть признать отчет несостоявшимся, назначить срок для доработки отчета. В том, какой срок назначить — месяц, два, три, — по-моему разумению, и состоит задача нашего техсовета. Но… — Роберт Иванович передохнул, переступил с ноги на ногу и продолжал: — До этого я говорил, что мне ясно, а теперь я буду говорить о том, что мне не совсем ясно и что я отказываюсь понимать. Мне, например, совершенно непонятны попытки члена нашего техсовета, я имею в виду вас, Геннадий Андреевич, черное выдать за белое и наоборот.

Главный подскочил:

— Я бы просил вас не забываться!