Сфера 17

Николас произнёс это — и вдруг перестал ощущать присутствие Эрвина вовсе, словно тот куда-то телепортировался. Он знал, что это одна из техник ки-системы, но всё равно мороз подрал по коже. За спиной вместо тёплого и грозного защитника теперь леденела пустота. У Николаса дыхание прервалось. Ему было мучительно находиться рядом с Эрвином, но без Эрвина, оказывается, становилось ещё хуже… Он нервно обернулся.

Инстинктивный страх не ушёл. Зрение противоречило интуиции. Эрвин стоял за спинкой николасова кресла, расслабленно опустив руки вдоль тела, но глядя внимательно и строго, а Николас его присутствия не ощущал.

— Не надо, — растерянно пробормотал он, — Эрвин, не надо этого, мне и без того…

Фрайманн медленно вдохнул и выдохнул.

— Ник, — очень серьёзно сказал он, — отдай.

— Что? — недоумённо спросил тот.

Вдруг он вспомнил, что так же было в минуту их первого поцелуя. Эрвин так же стоял у него за спиной, как неколебимая опора, но смотреть на него приходилось извернувшись — неестественно, до боли в мышцах. Только тогда Николас стоял, а не сидел.

— Всё это, — ответил Фрайманн.

— Эрвин, я не понимаю.

Эрвин вздохнул. Он наклонился и поднял Николаса из кресла, мягким усилием, словно ребёнка. Николас не сопротивлялся. Прикосновения Эрвина были приятны, и только что-то мучительно сжималось за диафрагмой: разум приводил рациональные доводы, а тело кричало, что его вынудили предать и оно предало.

Эрвин прижал его к себе и коснулся подбородком плеча. Николас закрыл глаза.

— Тебе плохо, — сказал Эрвин, так, словно чувствовал в том свою вину. — Я ни о чём не спрашиваю.

— Эрвин…

Руки Фрайманна стали уверенней, объятия — крепче.

— Но я прошу, — сказал он.

И когда он продолжил, Николас невольно улыбнулся, потому что Эрвин не просил, а приказывал:

— Отдай мне. Отдай это всё.

…это не было энергообменом. Энергообмен нельзя начать насильственно. Собственно, Николас не был уверен, что Эрвин что-то сделал против его воли. В первые мгновения он сам не осознавал, дал ли ему согласие. А когда мысли его стали яснее, нервная дрожь окончательно стихла и он привычно откинулся Эрвину на грудь, наслаждаясь возвратившимся ощущением спокойствия и любви, дать другой ответ было уже невозможно. Николас развернулся, закинул руки Эрвину на плечи и уткнулся лицом ему в шею.

Он впал в какое-то полузабытьё. Полноценный энергообмен отнимал у него способность двигаться, сейчас Николас твёрдо стоял на ногах, но остановилась вечная круговерть мыслей, голова стала пустой и лёгкой. Медленно, тихо, словно истлевали и обрывались тонкие ниточки, прекращались отголоски мучительных переживаний. Истекшая неделя уходила в прошлое всё дальше и дальше, а жгучая живая память, как воспалённая рана под целительным гелем, успокаивалась, выцветала, обращалась в неприметный шрам…

Эрвин глубоко, прерывисто вздохнул и крепко прижал его к себе.

Как же я тебя люблю, железяка ты мой, подумал Николас, тая от нежности, больше всего на свете люблю…

Когда он очнулся, Йеллен со своими жестокими забавами оказался где-то в затянутой туманом дали. Всё это словно случилось очень, очень давно, было пережито, отжито и поросло быльём. Живым и полнокровным ощущался теперь лишь результат, успех, и ему можно было радоваться. Оскорбленное достоинство, задавленный страх, отвращение, которое пришлось сверхчеловеческим усилием превозмочь — всё это в единую минуту стало просто неприятным воспоминанием. Вернулись из изгнания любовь и покой, уверенность в близком человеке. Радость встречи после разлуки зажглась, словно огонёк… Николас, не открывая глаз, поднял голову и поцеловал Эрвина в губы, а потом прильнул к нему теснее.

В этот миг он понял, что у Эрвина участился пульс и началась аритмия.

Николас встревожился и попытался отпрянуть, но руки Эрвина обхватили его как чугунные скобы — тяжкие, неразъёмные. Николас поднял взгляд и испугался. Эрвин стоял, зажмурившись, стиснув зубы так, что желваки катались на скулах. Верхняя губа его вздрагивала, точно у разъярённого зверя, ноздри раздувались. На шее выступили жилы.

— Эрвин, — прошептал Николас, — отпусти, раздавишь…

Тот не шелохнулся.

— Эрвин…

— Я убью его, — выдохнул Фрайманн и открыл глаза — мрачные, остекленевшие, почти безумные.

Николас попытался поймать его взгляд — не удалось. Сострадание, растерянность и страх сжали сердце. Таким Николас не видел Эрвина даже в бою. В бою-то как раз комбат становился хладнокровней, чем где-либо… И явилось вдруг понимание: если Чёрный Кулак поставит себе такую цель, то он Йеллена действительно убьёт. Не помогут ни элитные охранники, ни новейшие сигнализации, ни ти-интерфейс — ничего. Возможно, Эрвину Фрайманну придётся заплатить собственной жизнью, но исполнительного директора корпорации он заберёт с собой.

Николас покачал головой.

— Эрвин, — тихо сказал он, — не вздумай.

— Что?

— Это приказ.

Фрайманн встряхнулся, как мокрая собака, и недоумённо наклонил голову к плечу.

— Ник… — настороженно переспросил он.

— Йеллен нам нужен, — Николас бледно улыбнулся. — Он должен выполнить свои обещания. Иначе зачем же тогда всё это было…