Сфера

— Алистэр? Запредельно. Но код пишет — закачаешься. Не человек, а машина. Кого другого пришлось бы год искать и учить. Приходится мириться с психозами. Психи тут водятся. Голодные до внимания психи. И есть такие, как Дэн, — они потакают психам. Но ты не переживай. Вряд ли вы будете часто пересекаться — по крайней мере с Алистэром.

Она глянула на телефон. Ей пора.

— Не уходи, пока не набьешь сумку, — велела она. — Потом увидимся.

Мэй осталась и набила сумку: джинсы, продукты, туфли, несколько новых панелей для телефона, спортивный бюстгальтер. Уходила, смущаясь, как магазинная воришка, но по пути наружу никого не встретила. Когда вернулась за стол, обнаружила одиннадцать сообщений от Энни.

Прочла первое: «Эй, Мэй, я подумала, что зря я так на Дэна и Алистэра. Не очень любезно получилось. Не ЭкоСферно. Забудь, что я это сказала».

Второе: «Пред. сообщ. получила?»

Третье: «Я тут уже слегка психую. Ты чего не отвечаешь?»

Четвертое: «Отправила CMC, позвонила. Ты что, умерла? Блин. Забыла, что ты забыла телефон. Ну ты дура».

Пятое: «Если обиделась на то, что я сказала про Дэна, не молчи, поговори со мной. Я же извинилась. Напиши».

Шестое: «Ты вообще сообщ. читаешь? Это оч. важно. Позвони!»

Седьмое: «Если сказала Дэну, что я сказала, ты сволочь. С каких пор мы друг на друга ябедничаем?»

Восьмое: «Сообразила, что у тебя, наверное, совещание. Да?»

Девятое: «Прошло 25 минут. Что СТРЯСЛОСЬ?»

Десятое: «Проверила и вижу, что ты за столом. Позвони сию секунду, или я тебя не знаю. Я думала, мы подруги».

Одиннадцатое: «Ау?»

Мэй позвонила:

— Ты чего, с дуба рухнула?

— Ты где была?

— Мы виделись двадцать минут назад. Я набрала образцов, зашла в туалет и вернулась.

— Ты на меня стукнула?

— Чего?

— Ты на меня стукнула?

— Энни, ты сбрендила?

— Просто скажи.

— Нет, я на тебя не стукнула. Кому?

— Что ты ему сказала?

— Кому?

— Дэну.

— Я его даже не видела.

— И не писала ему?

— Нет. Энни, ну ты даешь.

— Честно?

— Честно.

Энни вздохнула:

— Ладно. Блин. Прости. Я ему написала, позвонила, он не ответил. Потом ты не ответила, и мои мозги что-то не то из этого сконструировали.

— Твою мать, Энни.

— Прости.

— По-моему, ты переутомилась.

— Да нет, я нормально.

— Пошли выпьем вечером.

— Нет, спасибо.

— Ну пожалуйста?

— Не могу. Сейчас куча всего навалилась, разбираюсь тут с этими мудаками из Вашингтона, а их там целый рой.

— Из Вашингтона? А что в Вашингтоне?

— Долгая история. Я, собственно, и рассказать-то ничего не могу.

— Но ты должна все это делать сама? Весь Вашингтон?

— Мне дают разруливать эти затыки с властями, потому что, я не знаю, думают, наверное, что ямочки на щеках помогают. Может, и помогают. Не знаю. Но хорошо бы меня было пять.

— Голос у тебя ужасный. Передохни хотя бы ночь.

— Нет-нет. Нормально. Надо только ответить подкомитету какому-то. Я справлюсь. Ну ладно, мне пора. Люблю-целую.

И Энни повесила трубку.

Мэй позвонила Фрэнсису:

— Энни со мной гулять не хочет. А ты? Сегодня?

— Снаружи гулять? Тут концерт. Знаешь «Кримерз»?[17] Играют сегодня в «Колонии». Благотворительности ради.

Мэй сказала, что да, неплохо, но ближе к делу не захотела никаких «Кримерз» ни в какой «Колонии». Заманила Фрэнсиса к себе в машину, и они уехали в Сан-Франциско.

— Ты знаешь, куда мы едем? — спросил он.

— Не знаю. Ты что делаешь?

Он бешено печатал в телефоне.

— Сообщаю всем, что не приду.

— Сообщил?

— Сообщил. — И он уронил телефон.

— Вот и славно. Сначала выпьем.

Они припарковались в центре, отыскали гнусный на вид ресторан, с поблекшими и неаппетитными натюрмортами, небрежно приклеенными скотчем к витринам, и решили, что там будет дешево. Не ошиблись, съели карри и выпили «Синга», сидя на бамбуковых стульях, которые скрипели и изо всех сил старались не упасть. Где-то под конец первой бутылки пива Мэй решила, что срочно выпьет вторую, а на улице после ужина поцелует Фрэнсиса.

Они поужинали, и она его поцеловала.

— Спасибо, — сказал он.

— Ты правда меня сейчас поблагодарил?

— Ты меня избавила от таких мук. Я никогда в жизни первого шага не делал. Но обычно до женщин неделями доходит, что надо взять инициативу на себя.

И снова Мэй показалось, что ее огрели по башке дубиной информации, которая только все усложняла; Фрэнсис бывал то ужасно милым, то вдруг чужим и нефильтрованным.

Но на гребне пивной волны она за руку отвела Фрэнсиса к машине, где они еще поцеловались прямо посреди забитого перекрестка. За ними, делая вид, будто записывает, с антропологическим интересом наблюдал с тротуара бездомный.

— Пошли, — сказала Мэй, и они вылезли из машины, побродили по городу, нашли открытую лавку с японскими сувенирами, а рядом открытую галерею с фотореалистичными изображениями гигантских человеческих седалищ.

— Большие портреты больших жоп, — отметил Фрэнсис, когда они отыскали скамейку в переулке, перестроенном под пьяццу; уличные фонари всё заливали лунной голубизной. — Настоящее искусство. Поразительно, что так ничего и не продалось.