Он оторвался от поверхности воды, глотнул воздух внутри цилиндра, и снова откачнулся. Он не мог залезть в цилиндр. Он слишком закоченел, его мышцы замерзли, бесчувственное тело было неуправляемо.
Ты должен сделать» то, думал он.
Его пальцы скребли по металлу, соскальзывали и вновь принимались скрести. Один рывок, подумал он. Один последний рывок. Он навалился грудью на металлический обод, плюхнулся на палубу. Он ничего не чувствовал, так он замерз. Он перевернулся, пытаясь подтянуть ноги, и опять упал в ледяную воду.
Он рванулся снова, в последний раз — опять через обод, опять на палубу, крутясь и ворочаясь. Одну ногу наверх, удерживая непрочное равновесие, потом другую, совершенно бесчувственную; и затем он выбрался из воды и растянулся на палубе.
Его бил озноб. Он попытался встать и вновь упал. Все его тело трясло так сильно, что он не мог удержаться.
На другом конце шлюзового отсека он увидел свой костюм, висящий на стенке. Он увидел и шлем с надписью «ДЖОНСОН». Норман пополз к костюму, жестоко трясясь всем телом. Как он ни пытался, он не мог подняться. Ботинки его костюма были перед самым его лицом. Он хотел было сдернуть костюм зубами, но и зубы его выбивали крупную дрожь.
В наушниках щелкнуло:
— Норман! Я знаю, что ты делаешь, Норман!
В любую минуту здесь могла появиться Бет. Он должен был успеть надеть костюм. Вот он, висит в двух дюймах. Но руки дрожали, и он ничего не мог удержать. Наконец он увидел веревочные крюки для захвата инструментов. Он просунул одну руку в петлю, пытаясь удержаться, и рывком поднялся, сразу попав одной ногой в костюм.
Затем обул и другую.
— Норман!
Он дотянулся до шлема. Шлем выбил стаккато на стене, прежде чем он стащил его с вешалки и напялил на голову. Он дернул головой и услышал, как защелкнулся замок.
Ему все еще было холодно. Неужели костюм не подогревался? Потом он догадался — энергия отключена, она подключалась через танк с воздухом. Норман схватил его сзади, сдернул, согнулся под его тяжестью. Потом нащупал кишку — вытянул ее — сунул в костюм — обхватил вокруг пояса — застегнул…
И услышал щелчок.
Моторчик загудел.
Он почувствовал болезненные уколы по всему телу. Электрические батарейки, нагреваясь, причиняли боль его обмороженной коже, все тело покалывало.
Что-то говорила Бет — он слышал ее голос в наушниках, — но он не прислушивался. Он грузно, тяжело дыша, опустился на пол.
Но он уже знал, что все обошлось; боль утихала, в голове прояснилось, и его уже не трясло так ужасно. Он еще дрожал, но уже не всем телом. Он быстро восстанавливался.
Радио щелкало.
— Ты ни за что не достанешь меня, Норман!
Он поднялся на ноги, рванул поясной ремень, застегнул его.
— Норман!
Он не отвечал. Ему было тепло и совсем неплохо.
— Норман! Я окружена взрывчаткой! Если ты только подойдешь, я разнесу тебя на кусочки! Ты погибнешь, Норман! Ты не подойдешь ко мне!
Но Норман и не собирался этого делать. У него появился совсем иной план. Он слышал, как посвистывает танк, пока воздух распределяется по костюму.
Он прыгнул обратно в воду.
05.00
Освещенная огнями, сфера таинственно мерцала. Норман видел собственное отражение на ее отполированной поверхности; затем оно исказилось, раздробленное насечками, когда он обошел ее и остановился перед дверью.
Как будто рот, подумал Норман, или даже пасть какого-нибудь первобытного животного, готового сожрать его. Стоя напротив сферы, разглядывая необычное, ни на что на Земле не похожее расположение насечек, Норман ощутил, как улетучивается его решимость. Он вдруг испугался. Он не подумал, а сможет ли он пройти сквозь эту дверь.
Не трусь, приказал он себе. Гарри же вошел. И Бет тоже. И оба остались в живых.
Для самоуспокоения он стал обследовать насечки. Но успокоение не пришло. Он не обнаружил ничего обнадеживающего: просто глубокие прорези в металле, поглощающие свет.
Ладно, решил он наконец. Я сделаю это. Раз уж я дошел сюда, то теперь я выдержу все. Я сумею сделать и это.
Иди вперед и открой ее.
Но сфера не открывалась. Она оставалась тем, чем и была — мерцающим, отполированным, превосходной формы шаром.
Какое могло у нее быть назначение? Хотел бы он знать, для чего ее сделали?
Он опять подумал о д-ре Стайне. Как это он говаривал: «Попытка понять — тактика промедления». Стайн просто из себя выходил, когда кто-нибудь заикался о том, что надо сначала понять. Когда студенты-выпускники начинали умствовать, строя всякие предположения и догадки относительно своих пациентов и их проблем, тот нетерпеливо перебивал их: «Кому это надо? Кому надо, чтобы мы понимали всю психодинамику того или иного случая? Что вам важно, понять, как надо плавать, или все-таки прыгнуть в воду и поплыть? Только тот, кто боится воды, хочет понять. Остальные прыгают в нее, хотя и вымокают».
Ладно подумал Норман. Давайте вымокнем.
Он встал лицом к сфере и подумал: «Откройся».
Дверь не открывалась.
— Откройся, — произнес он громко.
Дверь не открывалась.