Просторная комната, скрывавшаяся за дверью, была погружена в привычный для вечернего времени в палаццо Оттавии полумрак, сейчас казавшийся вовсе не интимным, а очень даже зловещим. В этом помещении Марко ранее не был, и общее убранство вряд ли предназначалось для любовных свиданий – скорее комната походила на кабинет для приема посетителей в конторе состоятельного банкира. Основательный овальный стол из серой дорогой древесины сумарийского кедра, такие же стулья со спинками, украшенными прихотливой резьбой, богатый письменный прибор с чернильницей, десятком перьев и особыми тонкими грифелями для рисования, две стопки бумаги разного качества, – опять же, и для письма и для рисования. На столе также стоял большой серебряный поднос, на котором поблескивали глянцевыми боками винные бутылки, к ним прилагались два серебряных кубка и блюдо с орехами и засахаренными фруктами. Похоже, госпожа Вега предоставляла сугубо деловые услуги нуждающимся в тайных встречах.
За столом сидел тот, в ком можно было бы с легкостью узнать недавнего зрителя из театральной ложи – если бы Марко видел его ранее. Старик был одет в длинный и свободный зимний кафтан черного цвета, в самом деле делавший его похожим на зажиточного банкира, которому при всем незнатном происхождении даже рыцари Храмов не указ – он их продаст и купит. Однако черный цвет дорогой материи с особым рисунком вшитых золотых нитей по краям отделанных волчьим мехом прорезей в широких висячих рукавах да золотая цепь квадратного плетения поверх ворота – вот детали, которые указывали на высочайшее положение в обществе. Левая рука старика, возрастная пигментация на которой выглядела более заметной, будучи подчеркнута белейшим кружевом манжеты, лежала на полированной древесине столешницы. Узловатые пальцы ловко поигрывали рисовальным грифелем, переливался в свете свечей турмалин на брачном перстне. Правая рука тоже лежала на столе, но как бы случайно скрывалась под черным бархатом широкого висячего рукава, образующего прихотливые складки.
Марко молча поклонился, теряясь в догадках. Не перешел ли он в погоне за ночными удовольствиями грань разумного, соблазнив, к примеру, юную любовницу этого мощного и властного старца? Но тогда, скорее всего, никто не стал бы приглашать хозяина театра в особняк Оттавии для того, чтобы «поговорить по душам». Все могло кончиться перерезанным горлом и вечным покоем на речном дне.
Как будто отвечая хаосу чужих мыслей, старик снова подал голос, слегка приподнимая левую руку и указывая гостю (или пленнику?) на свободный стул, а затем на бокалы и бутылку.
– Садись, Марко. И налей нам обоим.
Синомбре жест оценил. Предлагая ему выбрать бутылку и бокал, мессир Армандо сразу давал понять, что яд исключается. В бутылках же было не игристое ламбруско, а сухое галантское, темное, как кровь, и обладающее неповторимым букетом, породить который способна только вулканическая почва, круглогодично прогретая щедрым солнцем. Марко почтительно пригубил доброе вино и поставил бокал на стол, в свою очередь показывая, что открыт для того самого разговора по душам. И заведомо понимая, что это не светская беседа, раз уж представитель древнего аристократического рода опустился до тайной встречи с лицедеем-простолюдином.
– Я к вашим услугам, мессир, – кратко сказал он.
Старик усмехнулся.
– Ты даже не представляешь,
Марко хорошо владел собой, но непроизвольно дернул левой подвижной бровью и даже тряхнул головой, отгоняя непрошеные и очень неприятные мысли. Мессир Армандо отреагировал немедленно.
– Что?! – возмутился он, хлопнув по столешнице левой ладонью и ломая грифель, который крутил в пальцах. – Ты принял меня за мужеложца, на склоне лет развлекающегося костюмированными играми?!
– Я рад, что заблуждался с поспешными выводами, мессир, – склонил голову гость. – Каждому свойственно ошибаться.
– Ошибки могут дорого обойтись.
– Я понял, мессир. Больше не повторится.
– А теперь о других ошибках, – резко сказал старик. – Которые совершают неблагоразумные дети, умирая во цвете лет и оставляя безутешных родителей без наследников.
Марко весь обратился в слух. Похоже, разговоры о смерти Лодовико были истинной правдой.
– Я не сомневаюсь, что ты уже слышал о… – Голос мессира Армандо дрогнул. – О гибели моего мальчика…
«Кому мальчик, а кому чудовище».