Он сидел за столом на кухне тетушки Элегии в компании почтенного седовласого казначея Маурицио и того самого дезертира Леандро, чья внешность могла бы ввести в заблуждение многих и многих. Отнюдь не мощного телосложения, стройный, изящный, бело-румяный лицом, как девушка, и вроде бы такой же застенчивый, он преображался только в двух ситуациях: на сцене и в схватке. Не было ему равных ни там ни там… В рейтарах на юге Сумары он оказался волей случая, пытаясь уйти от ответственности за соблазненную купеческую дочку. Прослужил пару лет и дал деру, когда после десятой дуэли со смертельным исходом впереди замаячила перспектива галантских галер. Стал чуть-чуть спокойнее, уже не пытаясь изрубить в капусту каждого встречного хама, но в драке стоил пятерых.
Едва тлели угли в очаге, горели свечи, окна были наглухо задернуты занавесями.
– Пабло, – вздохнул Маурицио, откладывая в сторону письмо после третьего кряду прочтения, – что тебе не раз и не два говорили? Сначала думай, потом делай. Почему ты не дочитал до конца сразу?
– Не дочитал. Бейте, если надо, заработал.
– А что? Я за, – согласился златокудрый Леандро, подмигивая казначею левым глазом, который Пабло видеть не мог, ибо сидел справа и слегка в отдалении.
Но Маурицио нахмурился и шутку не поддержал.
– Никого мы бить не будем! Я так понимаю, Марко перешел кому-то дорогу или сделал нечто этакое, за что его взяли в оборот. Но кто? Не занес взятку чинушам? Ерунда, за такое не берут!
Крестьянский сын уныло упомянул про подбитые волчьим мехом плащи – черные с золотом, после чего за столом воцарилось тяжелое, но крайне недоуменное молчание.
– Семья Ди Йэло? К ним-то какое отношение имеет Синомбре? Ерунда! – Казначей пожал плечами, но Леандро зацокал языком.
– Синомбре любит щупать чужих баб.
– Именно что баб, а не дочек на выданье, как некоторые! – мастерски парировал Маурицио. – Оттавия не самоубийца, чтобы свести его с любовницами Ди Йэло – старшего или… младшего, прибери Терра его кости.
Пабло нелицеприятно высказался о госпоже Вега – емко, выразительно и без намеков. Рейтарский дезертир коротко хохотнул, Маурицио вздохнул.
– Как бы там ни было, надлежит принять решение…
Он не успел договорить. На кухню ступила сама хозяйка постоялого двора, достойная тетушка Элегия. Несколько бледноватая, растерянная, неприбранная – в кружевом чепце и широком ночном халате поверх длинной рубахи. Подсвечник в руках подергивался, да так, что капли воска летели во все стороны. Видимо, ей не хватило сил воспользоваться бытовой магией из-за волнения.
– Ночь-полночь, – пробасила она, – а сидите. Ох, ребята, вы же мои самые лучшие клиенты, а оно вон как повернулось…
– Что? – в один голос спросили трое мужчин.
– А то! Пришел капитан альгвазилов Магистрата вместе с пятью этими, в волчьих плащах! Говорит, чтобы вы не делали глупостей и тихо-мирно выехали к утру всем караваном туда, куда велено. Они проводят… Убей меня Терра, я не знаю, о чем они, но неприятности мне не нужны. Я хочу мирно дожить свой век в своем же заведении.
Женщина развернулась и вышла, хлопнув дверью. Мужчины снова переглянулись. Леандро пригладил свои золотистые кудри.
– На галеры я не хочу. Но я оказался бы там гораздо раньше, кабы не Марко. Я остаюсь.
Маурицо кивнул. Кабы не Марко, он бы болтался в петле, куда намеревался сунуть голову после разорения банка, поспешного бегства молодой жены и распродажи имущества для покрытия долга. Пабло даже кивать не стал, ибо помнил курицу и ночь у костра, ставшую началом новой жизни. А ведь не только они трое изменили судьбу в лучшую сторону после того, как Синомбре протянул им руку помощи; при театре, труппа которого состояла из трех десятков человек, включая обслуживающий персонал, таких набралось бы две третьи. За годы, проведенные вместе, они стали практически семьей. А лишние и случайные люди в этой семье не задерживались.
– Решено, – просто сказал Маурицио. – Мы нужны Марко. Выезд сразу после рассвета.
Разумеется, просто так никто и ничто не исчезает. Как только были поставлены подписи под «золотым молчанием», проверены слова Ди Йэло об отсутствии связей Печати Леонардо на мумифицированной кисти и картине с попугаями, сам договор спрятан в сразу же опечатанный кожаный футляр, мессир Армандо сделал знак Марко получше укрыть холстиной брачный портрет мэйс Бьянки, что и было сделано. Затем в комнату начали входить молчаливые верзилы в черных плащах, пряча лица под приспущенными капюшонами. Марко они как будто не замечали, очень быстро разворачивая и закрепляя на раскладном подрамнике какой-то холст с великолепно написанным пейзажем.