Сфумато

Покои не были спальней в полном смысле слова – они совмещали в себе многое, от скрывающейся за дверцей гардеробной до расположенной в одном из углов стихийной мастерской живописи, содержащейся в идеальном порядке. Гость обследовал все, найдя выход и в кабинет, и в какое-то подобие личной библиотеки и еще одной, полноценной мастерской, в разы больше первой. А затем наконец нашел то, что искал.

В замках аристократов помимо общего банного помещения непременно есть атрибут роскоши – индивидуальные ванные комнаты, где можно совершить и омовение и прочие дела. И зеркала в полный рост там тоже есть, а в зеркале Синомбре нуждался сейчас не из кокетства или праздного любопытства. Он действительно чувствовал себя несколько другим. Маски-сфумато, надеваемые им на время представления или любовных похождений, не давали полного ощущения другого тела, из зеркала на Синомбре могло смотреть чужое лицо, но ощущал-то он себя самим собой! А тут…

– Эоловы персты, что со мной такое?!

Он впервые осознал, что перевоплощение посредством сфумато возможно со спящим человеком, – и восхитился подобным уровнем мастерства. Кроме того, все ощущения изменились, включая владение конечностями и телом в целом. Марко стал несколько выше, гораздо сильнее физически. Он бросил взгляд на свои ладони и увидел специфические мозоли – эти руки виртуозно владели не только грифелем и кистью, но и мечом и боевым шестом как минимум. На предплечьях темнели короткие плотные волосы – у самого Марко кожа была более гладкой, а волосы тонкие и светлые.

Галантские зеркала по качеству куда лучше мутноватых сумарийских, и свой секрет тамошние мастера стеклянных дел тоже никуда продавать не собирались. Такие зеркала ценились чуть ли не на вес золота один к одному, а разбить их было худшей из худших примет. Марко остановился в пяти шагах от зеркала. Оттуда на него смотрел тот, кто был изображен на портрете – правда, без парадного облачения, а абсолютно обнаженный, давая возможность разглядеть все – мышечный рельеф, широкие плечи, общую атлетическую стать и отменную выправку. Лицо тоже было чужим – лицом с портрета, только без мрачного взгляда и намека на ухмылку вместо улыбки. На знакомство со всеми этими подробностями внешности у Марко ушла доля секунды – а потом он закричал от ужаса, потому что никак не ожидал увидеть это. Вслед за криком невольно выстрелила очередная мысль о том, куда он дал себя втянуть, в какую авантюру?

Этому полагалось кровоточить, болеть, гореть пламенем сжигающей плоть лихорадки, а самого обладателя должно было шатать от слабости и страшной кровопотери. Это было огромной раной с наложенными поверх многочисленными крупными швами и даже фиксирующими скобами. Зачем? А затем, что под поврежденной кожей просто обязаны быть сломанные кости ребер и грудины.

Иначе говоря, двойной удар меча – крест-накрест – разворотил Лодовико Ди Йэло грудную клетку. Напрочь. Наверное, это не болит, потому что с таким не живут. Но дело-то было в том, что никакого дискомфорта, боли или прочих неприятностей зашитые раны Марко не причиняли. Это была стопроцентная имитация ран самым гениальным сфумато, которое когда-либо приходилось видеть сыну бывшего рыцаря и хозяину театра. Печать Леонардо на левой кисти по сравнению с ранами казалась детской забавой.

Марко отдышался от собственного короткого крика, обнаружил под рукой таз для умывания, наполненный прохладной водой, затем долго тер лицо грубым полотенцем, как будто проверял, что лицо не исчезнет и не сотрется после обилия воды с мылом. Ему также бросились в глаза многочисленные царапины на массивной медной раме зеркала, как будто зеркало доставали из рамы и затем вставляли обратно или меняли, что ли, да неаккуратно, второпях.

Между тем за спиной послышались тихие шаги. Марко быстро обернулся.

– Д-доброе утро, мессир, – почтительно поклонился тихо вошедший человек средних лет.

Черные подпоясанные одежды из легко моющейся ткани, белые полотняные нарукавники и маленькая красная нашивка на плече – стилизованный ланцет с каплей крови в форме сердца – давали возможность без труда узнать в визитере врача. В руке гость держал типичный врачебный кофр с инструментами и лекарствами. И надо было видеть, каким взглядом он смотрел на рану! Недоверие, любопытство, едва ли не суеверное почтение, восхищение – этому взгляду позавидовал бы любой актер из труппы Синомбре, ибо сыграть такое под силу лишь корифеям. Взгляд кричал: «Этого не может быть, не может!»

Вслед за взглядом то же самое прошептали губы мужчины средних лет. Затем он опомнился и еще раз поклонился.

– Не сочтите за оскорбление, мессир… Я искренне рад, что к вам возвращается здоровье, а чудодейственные шилские снадобья, привезенные вашим батюшкой, достойны высочайших похвал. Я искренне сожалею, что не смог присутствовать при операции и не знаком с тем, кто ее проводил. Он достоин возглавить Сумарийскую коллегию хирургов.