Сгинь!

Ольга вскочила, заслонку проверила – не открыта ли, не пустит ли непрошеное-незваное внутрь. По нескольку раз прощупала, чтоб наверняка. Осмотрела жилище – тоже на всякий случай.

В избе темнота стояла столь плотная, что и дышать трудно, и двигаться сложно. Ольга словно прорывалась от кровати к печи, от печи – к середине комнаты. А мрак ее черными нитками опутывал, замедлял, не пускал. Еще немного, и опрокинет на пол, придавит, придушит.

Прислушалась Ольга: сосед не храпел, тоже не спал, тоже темноту рассматривал. А в черных углах потрескивало, шебуршало, а из черных углов готовилось к нападению.

По телу Ольги побежал озноб: начал с пальцев ног, поднялся к коленям, добрался до живота. Колкий озноб, неприятный. Не стала Ольга дожидаться, когда он до лица дотянется, кинулась к кровати, юркнула под одеяло, накрылась с головой.

Греться. Успокаиваться.

Ветер по крыше застучал. Точно ветер – не мертвец, не он пробирается, не он хочет сорвать крышу и прыгнуть сверху. Не он. Не прорвется мертвец сквозь кресты! Надежная защита вокруг дома, верная, почти святая. И Богоматерь не подпустит мертвеца к избе. Поднимет перст свой и прогонит проклятого.

Прочь отсюда!

Стены легонько задрожали, будто вся изба затряслась от страха. Или мерещится?

Игорь прислонил ладонь к стене: и впрямь вибрирует. Отдернул руку, словно обожгло. А ладонь и в самом деле горела, пришлось на нее дуть.

Изба мелко тряслась. Ольга под одеялом сложила молитвенно руки и зашептала:

– Помоги нам, Господи. Только бы не развалилась. Только бы не развалилась. Господи, помоги нам.

Под окнами ухало. Филин ли, ветер ли, нечисть ли – нечто носилось вокруг избы. Ни Игорю, ни Ольге выглядывать в окно, проверять не хотелось. Пусть носится, лишь бы внутрь не прорвалось.

Оконные рамы трещали, грозились вывалиться. Но верила Ольга, что удержит их сила Богоматери. Представляла она себе купол, светящийся над избой: не позволит он мертвецу к дому подойти, не даст людей убить. А вне купола пусть себе беснуется, пусть себе шумит. Пусть силы почем зря тратит.

Попыталась Ольга с рассветом уснуть, но не получилось. Попробовал задремать Игорь, но и к нему сон не шел. Из убежищ своих выбрели, друг на друга глянули, доброго утра желать не стали, из избы вон ринулись.

А там все кресты из сугробов выдернуты, на мелкие-мелкие щепки переломаны, по двору разбросаны. Большой крест разобран и сложен там, где его Игорь установил. А рядом со сломанным крестом лежит мертвец.

«Никуда вы от меня не денетесь».

Ольга перекрестилась – уж этот крест никому у нее не отнять – и в избу бросилась. К окнам подбежала, на Божью Матерь взглянула. На листе вместо грустных глаз, прямых бровей, носа – линии, вместо платка и удавшегося нимба – сплошная чернота. Словно кто-то рукавом тщательно весь уголь по листу растер. Избавился от Богоматери, надругался над иконой, уничтожил ее.

Посмеялся мертвец над Ольгиными и Игоревыми религиозными потугами. К чему кресты? К чему иконы? Не боится он их! Ему и настоящие нипочем были бы, а тут и вовсе пустышки.

Они

Игорь нашел Ольгу на пыльном мосту, перекинутом через крохотную реку без названия. Нет, название, конечно, у реки было где-нибудь на картах, а из местных никто его не помнил. Никто поэтому реку никак и не называл. Ее даже не замечали порой, удивляясь, зачем вдруг возник посреди дороги мост. В безымянной реке не купались мальчишки, предпочитая ей дальнее озеро, до которого не меньше часа на велосипеде. На безымянную реку не ходили по воду: та что ни сезон была мутной, коричневой, как крепкий чай. И казалось, что зачерпнет несколько женщин по ведру из безымянной реки, та и закончится сразу.

Прыгать в такую реку унизительно даже для самоубийц. Ржавая вода не примет тебя в свои объятия. В лучшем случае разобьешься о камни, но, скорее всего, останешься лежать под мостом вся переломанная, но живая. И никто не придет на помощь, потому что никто никогда не остановится на этом мосту, не полюбуется бегущей рекой, не заметит распластанного тела.

Положим, Ольга и не хотела прыгать. Встала к краю, чтобы пощекотать и без того расшатанные нервы. Проверить, действительно ли она больше не цепляется за эту жизнь. Она потеряла все: ребенка, мужа, прежние знакомства, работу, деньги. Впрочем, деньги в этом списке – самая незначительная потеря, стоит ли о них переживать?

Пыталась вернуться к Шавкату и Гуле, но оказалась там ненужной: они уже перекроили свою рыночную жизнь, Гуля приноровилась работать с грудничком на руках. Не нужна им больше Ольга. Не нужен лишний рот. Даже Мансур, вопреки ожиданиям, не бросился в объятия тети Оли. Он вообще словно не был рад встрече, глядел волчонком, хмурил густые черные брови. Дети могут долго таить обиду.

«Нашел на мосту» – не совсем верные слова. Игорь Ольгу не искал. Он искал вещи, необходимые для обустройства избы.

Решив отречься от мира, первым делом вспомнил он лес, охотничий дом. Разумеется, чтобы поселиться там основательно и надолго, необходимо было снарядить экспедицию, выяснить, цела ли изба, в каком состоянии.