Сглаз, порча и защитные заговоры

Лида не отозвалась… Мои надежды на то, что Лида засиделась в гостиной, не оправдались, свет был потушен. Я вышел в коридор. В коридоре тоже царила кромешная тьма. Не было супруги ни в ванной, ни в туалете. Оставалась кухня… Не успел я сделать по направлению к ней и двух шагов, как до меня донеслись удивительные звуки: бульканье – не бульканье, шипение – не шипение, мяуканье – не мяуканье. Подобных звуков я отродясь не слышал. Постепенно звуки перешли в негромкое заунывное завывание. Несколько мгновений я простоял в совершеннейшем оцепенении, не в силах сдвинуться с места. Завывание тем временем продолжалось. Скоро к нему присоединился резкий, тошнотворный запах, какой мне приходилось встречать возле мыловаренных заводов… Осторожно, на цыпочках, я приблизился к кухонной двери и припал к замочной скважине.

Обзор был неважный, но все же кое-что разглядеть было можно. Я увидел краешек стола, газовую плиту с зажженной конфоркой. Пламя от нее освещало кухню тусклым мертвенно-голубоватым светом. Временами мимо плиты мелькало что-то белое.

Я толкнул дверь, включил выключатель. Картина, представшая передо мной, на несколько мгновений лишила меня дара речи. Моя супруга, наряженная в белую простыню, притопывала, пританцовывала, размахивая руками. Волосы у нее были распущены, рот искривлен в дикой гримасе, глаза закатились и имели совершенно отсутствующее выражение.

– Гыуууу! – завывала она. – Ыуууу!

– Лида, – ошарашенно проговорил я. – Что все это значит?

– Ыыыыыуууу! – был мне ответ.

Тогда я приблизился к ней, схватил ее за плечи и несколько раз что было мочи встряхнул. Подействовало. Она перестала приплясывать, размахивать своими конечностями, с лица сошло животное выражение. Когда я отпустил ее, она обессиленно рухнула на стоявшую поблизости табуретку. Ее все еще продолжала бить дрожь, на губах проступила желтоватая пена, однако постепенно взгляд делался все осмысленнее и осмысленнее, казалось, она возвращается откуда-то издалека. Я дождался, когда она окончательно придет в себя, выдержал паузу и строго спросил:

– Ну и как мне это понимать? – Я обвел кухню широким жестом. – Эти пляски, вопли? Наконец эту нелепую простыню?

Лида молчала. Плечи у нее были безвольно опущены, она нервно покусывала губы и напоминала мне пятиклассника, которого родители застали за курением сигареты.

Уж не увлеклась ли она наркотиками? – мелькнула у меня мысль. – Интересно, что там у нее варится?

Я решительно шагнул к плите, снял с огромного чана крышку, наклонился над ним, чтоб получше рассмотреть содержимое, наклонился… и тут же с отвращением отпрянул: в чане варился Мурзик, черный кастрированный кот нашей дворничихи! Еще утром я видел, как он мирно пасся на лестничной площадке у ведра с пищевыми отходами, а теперь…

– Господи! – пробормотал я, чувствуя в желудке спазмы. – Что же это, Господи?!

– Женя, только ты, пожалуйста, не волнуйся! – вдруг быстро заговорила моя супруга, вскакивая с табуретки и порывисто беря меня за руку. – Я тебе все объясню… я…

Дослушать я ее не успел, так как заметил, что из-за уха у нее выползает коричневый волосатый паук с крестом на спине. (Правда, насчет креста я точно не помню, может, его и не было. Я вскрикнул и отскочил от Лиды метра на три).

– Что с тобой? – удивленно заморгала она.

– П-п-п-аук, – заикаясь произнес я, не в силах оторвать взгляда от мерзкого насекомого.

– Ах, это, – равнодушно произнесла она. – Убежал-таки, разбойник…

Она двумя пальцами сняла с себя паука и осторожно опустила его в трехлитровую банку из-под томатного сока, стоявшую на кухонном столе. Только тогда я дал отчет, что в этой банке кишмя кишели пауки. Судя по всему, они занимались тем, что пожирали друг друга. Премиленькое занятие!

Лида между тем сунула в банку столовую ложку и не спеша принялась там помешивать. Я поторопился отвести глаза в сторону. Не сделай я этого, непременно бы вывернуло.

– Женя, – как ни в чем не бывало продолжала жена. – Возьми себя в руки и постарайся вникнуть в то, что я тебе сейчас скажу. Видишь ли, дело в том… Только не паникуй, хорошо? Не будешь паниковать?

Я машинально пообещал, что паниковать не буду.

– Ну, так вот, дело в том, что в некотором роде я… – она замялась. – Ну, в общем, я колдунья…

– Кто? Что ты сказала? – я отказался поверить своим ушам.

– Колдунья, – едва слышно повторила она. – Мне, конечно, надо было тебе раньше об этом сказать, да я все как-то стеснялась… – Она потупилась.

…Ну и каким же образом ты колдуешь, можно узнать? – скептически поинтересовался я, с опаской косясь на банку, в которой резвились питомцы моей благоверной.

– По-разному, – неопределенно сказала Лида. – Все зависит от того, что я хочу наколдовать.

– Понятно, – протянул я, а сам про себя подумал, что если она тронулась умом, мне с ней не так-то легко будет развестись.

…Послушай, – нетерпеливо сказал я. – Брось пороть чушь! Выброси эту дрянь, – я кивнул в сторону плиты. – И пошли спать. Скоро уже три.

– Это не чушь, – обиженно возразила мне Лида. – Это чистейшая реальность!