Сглаз, порча и защитные заговоры

Обрадовался Готфрид, услышав эти слова, и думает: „Дай-то Бог, чтобы это и впрямь был оборотень, а не крестьянин, не знаю еще, что я сделаю, но только дьявольские выходки даром ему не сойдут“.

Вслух же он старику сказал так:

– Один старый горец, он к нам за молоком и сыром сюда спускался, тоже рассказывал, что оборотни гуляют иногда в человеческой шкуре. Да только неуютно им в ней, и они ее частенько, как платье, сбрасывают: то волчьи когти вместо руки покажутся, то глаз, налитый кровью, сверкнет. Но за ним я такого вроде бы не приметил. И к тому же зачем ему ради меня, простого пастушка, маскарад затевать? Мог бы меня просто украсть и погубить, как Яся Бездомного. Нет, это мужик, только весь зарос, да одет бедно, такие иногда в горных деревушках встречаются. Не хотелось бы его подозрением своим обидеть и отпустить ни с чем.

– Ну что же, ступай, коли такова твоя воля, противиться не стану, хоть на душе у меня и неспокойно, – сказал старик.

Взял Готфрид скрипку и, простившись со стариком и пастухами, с незнакомцем в путь отправился.

Прошли они совсем немного, а пришелец вдруг и говорит:

– Ух, как сильно солнце печет. Надо шапку да кожух снять.

Снял шапку, а из-под шапки волчья шерсть проглядывает…

Снял кожух, рубаха у него на груди нараспашку, а грудь вся звериной шерстью обросла…

Вытирает рукой вспотевший лоб, а на руке то ли пальцы, то ли когти…

„Эге, вот ты каков…“ – подумал Готфрид, но не сказал ни слова.

Идут дальше и опять спутник Готфрида говорит:

– Ох, до чего же сапоги жмут!

– А вы разуйтесь, хозяин, – говорит Готфрид, – босиком легче будет.

А тот в ответ:

– Снял бы я их, да боюсь, голых моих ног испугаешься.

– А с чего бы мне их бояться? – спрашивает Готфрид.

– Э… ноги у меня не такие, как у всех!

– Может, у вас на них копыта?

– Копыта не копыта… Но вечно по камням хожу и такие мозоли да шишки набил, что и впрямь на копыта похожи…

– Да, конечно, кожа с годами грубеет, – отвечает Готфрид. Вот и у дедушки моего мозоли! Ноги на два заскорузлых пня похожи. Снимите сапоги, да и не думайте ни о чем!

Обрадовался незнакомец несказанно.

– Вижу, ты малый понятливый! – говорит.

Сел на камень и снял сапоги, разулся. А на ногах-то у него вместо пальцев конские копыта, как обычно у чертей бывают, огромные на удивление.

Но Готфрид вроде бы и не заметил ничего, только улыбнулся и говорит:

– Что же вы, хозяин, ноете, как баба?! У моего дедушки еще не такие шишки на ногах, а он не жалуется!

Так он с незнакомцем вел разговоры, а сам с трудом сдерживал гнев: теперь-то он видел, что это за хозяин. И, наверное, схватил бы оборотня за горло и погиб бы не за грош, но вовремя Яся Бездомного вспомнил и подумал: „Не останешься ты неотмщенным, товарищ мой милый! Не будет чертово отродье людей терзать и мучить. Не дамся так легко ему в руки. Гнев свой попридержу, но что задумал – сделаю!“

Шли они день и ночь, пока не добрались до угрюмой и мрачной долины, где вся эта нечисть обитала…

…Оборотень вошел в дом, Готфрид за ним.

В избе было совсем темно, только посередине в печи горел большой огонь. В красном его блеске Готфрид увидел сидевшую у огня ведьму с желтым, как лимон, лицом, с блестящими, как у кошки, глазами, с длинным крючковатым носом, изо рта – длинный-предлинный зеленый зуб торчит, достает до подбородка.

– Вот, – говорит оборотень, – привел музыканта, он завтра играть на нашей свадьбе будет.

– Проголодались, небось, с дороги, – проскрежетала ведьма, словно несмазанное колесо, – прошу к столу, ужин готов.

И давай вытаскивать из огня горшки да горшочки, ни дать ни взять, человечьи черепа с каким-то варевом.

Но Готфриду вовсе не хотелось отведать ведьминого угощения, и, сославшись на усталость, он улегся в углу, притворился, будто спит…

…Ох, ну и гости собрались – было на что посмотреть, чему подивиться. И мерзкие ведьмы, которые только и думают о том, как бы людям напакостить, и вурдалаки, и упыри, сосущие кровь людскую, и страшные призраки, что прохожих ночью с пути сбивают. Ночь была лунная, и Готфрид со своего холма ясно видел, как вся эта компания в пары становится, заранее радуясь, что музыкант им играть будет. Ведь обычно у нечистой силы на свадьбах только ветер свистит да жабы квакают.

„Бог даст, это будет последний ваш танец“, – подумал Готфрид и провел смычком по струнам.

По всей долине разнеслась такая удалая, веселая музыка, что не только призраки, ведьмы, черти да упыри с оборотнем во главе пустились в пляс, но из домов выбежали метлы и пошли танцевать со своими хозяйками.

А танец становился все быстрее, все стремительнее, кровь ударяла в голову, искры сыпались из глаз, мутился рассудок…

– Вперед! Вперед! Ко мне! – позвала скрипка. И нечистая сила огромным клубком ринулась в ту сторону, откуда доносился манящий голос, позабыв, что на пути у них бездонное озеро…

…Перед водой вся нечисть вдруг на мгновение остановилась, но, теряя остатки рассудка, ринулась вперед, прямо в бездонное озеро.

Так Готфрид освободил всю округу от оборотня, ведьм, чертей и прочей нечистой силы…»

Раздел II Сглаз, порча и вы