Сговор остолопов

– Довольно! – Игнациус заткнул одно ухо и грохнул кулаком по столу. – Я не желаю слышать больше ни единого слова об этом субъекте. На протяжении столетий бесчисленные манкузо этого мира развязывали войны и разносили болезни. И вот дух такого пагубного субъекта поселяется у меня в доме. Да он стал вашим Свенгали![16]

– Игнациус, возьми себя в руки.

– Я отказываюсь «держать хвост пистолетом». От оптимизма меня тошнит. Это извращение. Со времен грехопадения должный удел человека во вселенной – удел страданий.

– А я вот не страдаю.

– Страдаете.

– Нет, не страдаю.

– Нет, страдаете.

– Игнациус, я не страдаю. Если б я страдала, я б тебе так и сказала.

– Если бы я, находясь в состоянии интоксикации, разгромил чужую частную собственность, тем самым швырнув собственное дитя на растерзание волкам, я бил бы себя кулаками в грудь и вопил. Я бы каялся, пока не сбил в кровь колени. Кстати, какую епитимью наложил на вас священнослужитель за ваши прегрешения?

– Три «Славься-Марии» и «Отче-Наш».

– И это всё? – возопил Игнациус. – А вы сообщили ему, что наделали, прервав критически сущностную работу изрядного великолепия?

– Я сходила к исповеди, Игнациус. Сказала отцу про все. Он говорит: «Не похоже, чтоб вы тут виноваты были, милочка. Похоже, вас просто немного на мокрой улице занесло». Поэтому я ему и про тебя сказала. Я говорю: «А мальчик мой грит, что это я не даю ему писать в тетрадках. Он этот рассказ уже почти пять лет пишет». А отец говорит: «Вот как? Ну, мне кажется, это не столь важно. Скажите ему, хватит дома сидеть, пускай на работу идет».

– Неудивительно, что я не могу поддерживать Церковь, – проревел Игнациус. – Да вас следовало бичевать прямо в исповедальне.

– А завтра, Игнациус, ты пойдешь попробывать в каком-нибудь другом месте. В городе целая куча работы. Я тут с мисс Мари-Луизой разговаривала, старушка эта, которая у немца торгует. Так у нее брат-инвалид, с наушником ходит. Ну глуховатый вроде, понимаешь? Так он себе хорошей работой устроился, на заводе «Доброй Воли»[17].

– Возможно, мне следует попытать судьбу там.

– Игнациус! Они ж только слепых туда берут, да дурачков всяких – веники вязать.

– Я убежден, что эти люди окажутся приятными сотрудниками.

– Давай в дневной газете поглядим. Может, там славная работка найдется.

– Если я должен вообще завтра выходить, то уж не собираюсь покидать дом в столь ранний час. Все время, пребывая сегодня в центре города, я ощущал себя дезориентированным.

– Так ты ж и вышел-то после обеда.

– И тем не менее я не функционировал должным образом. Ночью мне пришлось пережить несколько плохих снов. Я пробудился избитым и бормоча.

– Вот, послушай-ка сюда. Я это пробъявленье в газете кажный день вижу, – сказала миссис Райлли, поднеся газету к самому носу. – «Опрятный, грудолюбивый мужчина…»

– «Трудо-любивый».

– «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, покойного склада…»

– «Спокойного склада». Дайте сюда, – рявкнул Игнациус, выхватывая у матери газету. – Прискорбно, что вы так и не смогли завершить свое образование.

– Папуля очень бедствовал.

– Я вас умоляю! В данный момент я не вынесу прослушивания этой мрачной истории еще раз. «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, спокойного склада». Боже милостивый! Что же это за чудовище им требуется. Боюсь, я никогда не смогу работать на концерн с подобным мировоззрением.

– Ты ж до конца дочитай, Туся.

– «Конторская работа. 25–35 лет. Заявления принимаются в «Штаны Леви», угол Индустриально-Канальной и Речной, между 8 и 9 часами ежедневно». Что ж, это не подойдет. Я никогда не смогу там появиться до девяти утра.

– Туся, если же ты работать пойдешь, так надо ж раненько подыматься.

– Нет, мамаша. – Игнациус швырнул газету на духовку. – Я слишком высоко установил прицельную планку. Мне нипочем не пережить подобного типа работы. Я подозреваю, что нечто вроде маршрута доставки газет окажется довольно приемлемым.

– Игнациус, стыдно такому большому мальчику пендали крутить да газеты развозить.

– Вероятно, вы сможете транспортировать меня в машине, а я буду разбрасывать газеты из заднего окна.

– Слушай меня, мальчик мой, – рассердилась миссис Райлли. – Завтра же пойдешь и чего-нибудь попробуешь. Я тут не шутки шучу. Первым делом сходишь вот по этому вот пробъявленью. Ты мне голову морочишь, Игнациус. Я тебя знаю.

– Хо-хмм, – зевнул Игнациус, являя на свет вялый розовый язык. – «Штаны Леви» на слух воспринимается так же плохо, если не хуже, чем наименования иных организаций, с которыми я вступал в контакт. Очевидно, я уже начинаю скрести по дну рынка наемного труда.

– Ты погоди, Туся. Ты хорошо добьешься.

– О боже мой!

II

У патрульного Манкузо появилась хорошая мысль, которую подсказал ему не кто иной, как Игнациус Райлли. Патрульный давеча телефонировал им домой осведомиться у миссис Райлли, когда та сможет пойти в кегельбан с ним и его тетушкой. Однако трубку снял Игнациус и завопил: