Сговор остолопов

– Ладна, скажу падлицаям, что я по найму устроил, с горба его скину хоть, скажу, что с гуманитарием познакомился, и она мне двацать дохларов в неделю башляет. Оно скажет: «Это прекрасно, мальчик. Я рад видеть, что ты выправляисси». А я скажу: «Й-их!» А оно скажет: «Теперь, мож, ты станешь членым опчества». А я скажу: «Ага, я тут себе работу негритосскую устроил, с негритосской платой. Теперь я точно член. Я теперь настоящий негритос. Не бомж. Просто негритос». В-во! Не мелочь по карманам.

Старушенция дернула за шнурок звонка и выкарабкалась из продавленного сиденья, неловко пытаясь избегать любого контакта с анатомией Джоунза, наблюдавшего за ее корчами сквозь отслоения черных с прозеленью линз.

– Гля-ка. Думает, у меня сифлис с тэ-бэ, да еще и стоит на нее в придачу, и щас бритвой ее порежу и бамажник слямзю. Ууу-иии.

Солнечные очки проводили женщину, сползшую с автобуса в толпу на остановке. Где-то на задворках этой толпы происходило какое-то препирательство. Некто колотил свернутой в трубочку газетой другого человека – с длинной рыжей бородой и в бермудских шортах. Человек в бороде выглядел знакомо. Джоунзу поплохело. Сначала этот крендель в зеленой шапочке, а теперь еще и субъект, личность которого он не мог удостоверить.

Когда рыжебородый позорно бежал с поля битвы, Джоунз отвернулся от окна и уткнулся в журнал «Жизнь», одолженный ему Дарлиной. По крайней мере, Дарлина приятно обошлась с ним в «Ночи утех». Дарлина выписывала «Жизнь» в целях самоусовершенствования и, одалживая его Джоунзу, предположила, что он тоже найдет его полезным для себя. Джоунз попытался пропахать глазами редакционную статью про американское вмешательство в дела Дальнего Востока, но на середине остановился, недоумевая, как нечто подобное может помочь Дарлине стать экзотикой – именно на эту цель жизни она ссылалась снова и снова. Он опять вернулся к рекламным объявлениям, ибо они интересовали его в журналах превыше всего. Их подборка в этом номере была превосходна. Ему нравилась реклама Страхования Жизни «Этна» с картинкой славного домишки, только что приобретенного семейной парой. Мужчины Лосьона для Бритья «Ярдли» выглядели бесстрастно и богато. Вот как журнал может помочь ему. Он хотел походить на этих мужчин.

V

Когда Фортуна откручивает тебя вниз, иди в кино и постарайся получить от жизни всё, что можно. Игнациус уже был готов сказать это самому себе и тут вспомнил, что ходил в кино почти каждый вечер вне зависимости от того, куда крутила его Фортуна.

Он сидел, весь обратившись в слух и зрение, во тьме «Притании» лишь в нескольких рядах от экрана. Тело его заполняло все кресло и выпирало в соседние. На сиденье справа он разместил пальто, три шоколадки «Млечный Путь» и два вспомогательных пакета воздушной кукурузы, чей верх был аккуратно закручен, чтобы содержимое оставалось теплым и хрустящим. Игнациус поглощал свой текущий кулек попкорна и самозабвенно всматривался в рекламные ролики грядущих развлечений. Один из фильмов выглядит настолько удручающе, думал он, что приведет его в «Пританию» через несколько дней снова. Затем полотно засияло ярким широкоэкранным техниколором, проревел лев, и перед Игнациусовым могущественным изжелта-голубым взором замелькали титры излишества. Лицо его застыло, и мешок попкорна в руке затрясся. При входе в театр он тщательно пристегнул наушники к макушке шапочки, и теперь пронзительная партитура мюзикла атаковала его незащищенные уши изо всей батареи динамиков. Он прислушивался к музыке, распознавая две популярные песни, которые не любил в особенности, и пристально изучал титры в поисках фамилий исполнителей, от каких его, как правило, тошнило.

Когда титры закончились – Игнациус отметил, что прежде его уже оскорбляли труды нескольких актеров, композитора, режиссера, художника по прическам и ассистента продюсера, – на экране в полном цвете возникла сцена: множество участников массовки бесцельно топтались по цирку-шапито. Игнациус алчно всматривался в толпу и наконец обнаружил главную героиню, наблюдавшую какую-то интермедию.

– О мой бог! – возопил он. – Вот она.

Дети на передних рядах обернулись и вытаращились на него, однако Игнациус их не замечал. Желто-небесные буркалы следовали за героиней – она жизнерадостно тащила ведро воды какой-то туше, оказавшейся слоном.

– Будет омерзительнее, чем я думал, – произнес Игнациус, увидев слона.

Он поднес пустой пакет из-под кукурузы к пухлым губам, надул его и приготовился; его глаза сверкали отраженным техноколором. Грохнули литавры, и звуковая дорожка наполнилась скрипками. Героиня и Игнациус раскрыли рты одновременно: она – запеть, он – застонать. Во тьме неистово сошлись две дрожащие руки. Пакет из-под кукурузы оглушительно взорвался. Дети завизжали.

– Чё там за шум? – спросила управляющего женщина за конфетным прилавком.