Сговор остолопов

– В последнее время я обнаружил несколько бутылок из-под вина, содержимое которых я совершенно точно не потреблял.

– Игнациус!

– Я допустил ошибку, нагрев как-то на днях духовой шкаф, прежде чем должным образом его осмотрел. Когда я открыл дверцу, чтобы поставить внутрь свою замороженную пиццу, меня чуть не оставила без глаз бутылка жареного вина, уже готовая взорваться. Я предлагаю вам направлять в другую сторону некоторое количество денежных средств, вливаемых вами в алкогольную промышленность.

– Постыдись. Игнациус. Несколько бутылочек мускателя «Галло» – и все эти твои побрякушки.

– Не будете ли столь добры пояснить значение слова «побрякушки»? – рявкнул Игнациус.

– Да все книжки твои. Графамон этот. Трубу, что я тебе в запрошлом месяце купила.

– Я расцениваю трубу как хорошее вложение капитала, несмотря на то что соседка наша, мисс Энни, так не считает. Если она снова начнет колотить мне в ставни, я оболью ее водой.

– Завтра же смотрим в газете пробъявления о найме. Ты хорошенько оденешься и найдешь себе работу.

– Мне боязно даже спрашивать, каково ваше представление об «одеваться хорошенько». Я, вероятно, буду превращен в совершеннейшее посмешище.

– Я поглажу тебе красивую белую рубашку, и ты наденешь симпатишный папочкин галстук.

– Верю ли я своим ушам? – осведомился Игнациус у своей подушки.

– Или так, Игнациус, или я под залог беру. Ты что – хочешь крышу над головой потерять?

– Нет! Вы не заложите этот дом, – обрушил он огромную лапу на матрац. – Все ощущенье безопасности, которое я пытался в себе выработать, рухнет. Я не потерплю, чтобы какая-либо незаинтересованная сторона контролировала мое местожительство. Я этого не вынесу. От одной мысли об этом у меня руки обметывает.

И он протянул матери лапу, чтобы та смогла удостовериться в наличии сыпи.

– Об этом не может быть и речи, – продолжал он. – От этого шага все мои латентные беспокойства прильют к голове, и результат, боюсь, окажется в самом деле довольно уродливым. Мне бы не хотелось, чтобы весь остаток своей жизни вы ухаживали за полоумным сыном, запертым где-нибудь на чердаке. Мы не станем закладывать дом. У вас же должны быть где-то какие-то фонды.

– У меня сто пятьдесят в банке «Гиберния».

– Боже мой, и это всё? Я едва ли мог подозревать, что мы существуем, перебиваясь столь сомнительно. Тем не менее удачно, что вы от меня это скрыли. Знай я, насколько близко мы подошли к тотальной нужде, мои нервы бы не выдержали уже давно. – Игнациус почесал себе лапы. – Хотя я должен признать, что альтернатива для меня довольно мрачна. Я весьма серьезно сомневаюсь, что кто-либо меня наймет.

– Ты что хочешь сказать, Туся? Ты – прекрасный мальчонка с хорошим образыванием.

– Работодатели ощущают во мне отрицание своих ценностей. – Он перекатился на спину. – Они боятся меня. Я подозреваю, им это видно: я вынужден функционировать в столетии, кое глубоко презираю. Это было так, даже когда я работал на Новоорлеанскую публичную библиотеку.

– Но, Игнациус, тогда ты ж вообще единственный раз работал, как коллеж закончил, да и продержался всего две недели.

– Именно это я и имею в виду, – ответил Игнациус, целясь скатанным бумажным шариком в абажур молочного стекла.

– Так ты ж там только эти бумажки в книжки наклеивал.

– Да, но у меня имелась собственная эстетика вклеивания бумажек. Бывали дни, когда я мог вклеить только три или четыре таких бумажки, однако бывал вполне удовлетворен качеством своей работы. Библиотечные же власти терпеть не могли моей целостности. Им просто требовалось очередное животное, которое могло бы ляпать клеем на их бестселлеры.

– А ты бы не мог снова там работу получить?

– Я серьезно в этом сомневаюсь. В то время я высказал несколько колких замечаний даме, заведовавшей отделом обработки. Меня даже лишили библиотечной карточки. Вы должны представлять себе весь страх и ненависть, которые в людях возбуждает мое Weltansсhauung[14]. – Игнациус рыгнул. – Я уже не стану упоминать своего недальновидного путешествия в Батон-Руж. Тот инцидент, я убежден, послужил причиной формирования во мне ментального блока на работу.

– С тобой мило обошлись в коллеже, Игнациус. Скажи по правде. Тебе же долго разрешили там болтаться. Даже урок вести дали.