Сгущая краски (СИ)

– Но если я буду называть вас по имени все вокруг узнают, что отважный герой не гнушается заглядывать в такие места. Мы, конечно, заведение с услугами S-класса, но среди великих защитников справедливости это всё равно не в почёте, – она понижает голос до волнующего, интимного шёпота, чтобы скрыть правду от других, выделяя унизительно-пренебрежительной интонацией последнюю часть.

Вот же сука.

Её поведение Шота констатирует одним ёмким, красноречивым и лаконичным словом. Сколько бы лет ей там ни было.

– Я надеюсь, что у тебя есть как минимум хорошее оправдание, чтобы вытворять такое, – но и он уже давно не юный мальчик, чтобы молча проглотить все её выпады и гордо задрать нос. – Потому что иначе придётся искать себе новую работу – уже классом пониже.

– Вы ещё даже не вспомнили меня, а уже угрожаете, – теперь на её лице не улыбка – усмешка. Дико раздражающая. Как и сама она, впрочем.

Потому что такое уже было. И это блядское ощущение дежавю усердно давит на мозг, выкручивает артерии у сердца, прессует желудок и иссушивает плевру. Забивается острым покалыванием в кончики пальцев и заставляет волосы на затылке шевелиться от неясного ощущения жуткого предвкушения последующих событий.

– Непременно возвращайтесь сюда, учитель. Мадам очень просила назначить вам встречу, – женственные, тонкие руки с изящными запястьями, грациозно поднимают бокалы, чтобы водрузить их на стойку.

О том, что ему заведение нахер не нужно, а сидеть в этой прокуренной и пропитанной вдоль и поперёк запахом алкоголя комнате, как минимум, неприятно она вообще не заикается и, кажется, даже в мыслях не имеет подобной идеи. Как будто знает наперёд, что он вернётся сюда, даже если не захочет.

– Не забудьте, – девушка продолжает говорить, прерываясь лишь на то, чтобы ловко жонглировать парой-тройкой бутылок и с помощью причуды налить из каждой понемногу. – Сто двадцать один.

… И возвращайтесь, когда вспомните – додумывает обрывок фразы Айзава, но по какой-то причине даже не задумывается о том, какой это геморрой, и как паршиво быть в неведении. Это даже становится более забавным, хотя ебучие головоломки он ненавидел, как минимум, лет тридцать своей жизни.

Однако конкретно эта загадка не отпускает ум даже сутки спустя, когда мысли, казалось бы, должны быть заняты сугубо анализом прогресса сборища малолетних вандалов, что через три года обязаны зваться настоящими героями.

Сто. Двадцать. Один. Это фактически просто одиннадцать в квадрате.

Айзава уже и не знает даже, от чего бесится больше:

От того, что не может разгадать ебучий ребус.

Или от того, как уничижительно в памяти выглядит надменное лицо той малявки из бара.

Мозг конкретно подвисает, потому что под завязку набит не работой и не заботами о собственном классе, а яркими отрывками воспоминаний о единственном вечере, проведённом в окружении шлюх (зачем малевать это слово красивыми словами?).

С чего бы ему вообще иметь какие-то заботы, касающиеся этой дряни? Сдать с потрохами этот притон «с услугами S-класса», и дело с концом.

Да и с чего он, собственно, вообще взял, что она именно «малявка»? Сейчас ведь юное личико нихуя не аргумент. Из какой такой дыры поступила эта информация?

В горле так некстати першит и как будто обжигающе горчит от привкуса того самого скотча, которым его за счёт заведения угощали в Камелии два дня назад. Происходит это в тот самый момент, когда умная мысль снисходит долбанутым озарением на голову конкретно подуставшего учителя с непонятно какого Олимпа.

А сколько студентов было отчислено им с геройского курса в предыдущие годы?

iii.

Едва ли Айзава когда-нибудь задумывался о том, что случается с теми учениками, которые не прошли тест на вшивость и были безжалостно выкинуты им в самом начале своего заранее провального геройского пути. Про какие-то зачатки сожаления или сочувствия даже заикаться не стоит. Смысл в этих терзаниях, если потенциала в юных умах ноль, а место они занимают? Чему учить тех, кто не имеет достаточно мотивации или вообще пригоден в другой специальности?

Гораздо практичнее переводить тех, кому не удалось попасть на курс лишь по несправедливости экзаменационной чехарды, чем отдавать приоритет оболтусам, которые если и станут героями, то со стопроцентной вероятностью превратят эту профессию в посмешище и единственное, что им доверит общество – чистку унитазов. Но никак не собственные жизни.

Была среди отсеянных им студентов и та, которая удачно маскировала свою непригодность к геройскому ремеслу под налётом старательности – пускай причуда ей досталась вполне себе геройская, но вот желания должного она не приобрела. И вылетела сразу же после того, как с чистой совестью просрала временную лицензию, имея при этом все шансы получить её. Девчонка вылетела гораздо позже своих сверстников.

И была этим самым номером сто двадцать один.

Коротышка по фамилии Суо.