Она снова хлопнула в ладоши, и столик пропал, но появились три постели, разделенные шелковыми занавесями.
— Смойте дорожную пыль и усталость, — и опять хлопнула в ладоши. Три ванны, разделенные ширмами, очутились возле бассейна. — Отдохните.
И исчезла. Волшебница!
В ванне тихо плескалась розоватая, пахучая вода. Несколько мгновений ведьмочка простояла в нерешительности, затем быстро освободилась от балахона и погрузилась с головой в прохладную воду. Она чувствовала, как тело ее приятно покалывает ВЭМ, и с каким-то необычным волнением думала, что она почувствует, увидит, будет думать, когда выйдет из ванной.
Услужливо явилось большое зеркало в позолоченной оправе. Ведьмочка придирчиво осмотрела себя со всех сторон. Она была юна, но и с ее молодостью ВЭМ сотворил чудо: тело ее сияло прелестно, неотразимо. И ведьмочка испытала неожиданное удовольствие. Она мельком подумала, что Шабаш осудил бы ее за этот поступок, и порадовалась, что сороки нет рядом, и некому донести.
В среде ведьм было не принято обращать на внешность внимание. Многие, наоборот, старались сделать знаки своей профессии заметнее и отращивали носы, оттягивали до плеч мочки ушей, разводили огромные бородавки. Люди должны с первого мгновения понимать, кто перед ними, и трепетать. Разве почувствует человек настоящий страх, когда перед ним ангельское личико и льняные кудри? Тут, всего скорее, он размечтается о вещах непристойных. Вот потому особенным уважением пользовались те ведьмы, которые сумели довести собственную внешность до профессионального идеала. Чаще всего ведьма получала в свое распоряжение средства для этого только тогда, когда и без всякого колдовства лицо принимало требуемый ведьмовской модой вид, — в старости, а до этого времени ограничивалась жесткими длинными волосами на подбородке и парочкой мясистых бородавок на носу. Конечно, были и исключения. Но они только подтверждали правило: кто же будет всерьез относиться к хорошенькой женщине!
Она заставила себя выкинуть из головы мысль о своей женской природе, сулящей иную стезю в жизни, забралась под прохладные простыни и попыталась заснуть. Это оказалось не так-то легко. Во-первых, шепот и нежные, любовные вздохи бродили по темному залу. Во-вторых, с половины ночи кое-кто пьяным, козлиным голосом блеял разухабистые куплеты. Ведьмочке пришлось очень потрудиться, чтобы остаться в постели. Ей хотелось намылить, и как следует, голову этому беспокойному и бездарному певцу, а еще больше — задать жару неугомонной парочке.
И на самой зорьке невыспавшаяся, злая ведьмочка натянула на себя грубый балахон, глубже, чем обычно, надвинула на лицо капюшон.
От бассейна доносился храп. Звездочет сидел на полу, вытянув ноги и опираясь спиной на мраморную стенку бассейна. На животе у него заночевала фляжка. Изношенный балахон его заливали темно-красные винные пятна. Ведьмочка пнула его, стараясь попасть под ребра.
— Эй, соловушка, просыпайся!
Звездочет всхрапнул, словно выругался. Но ведьмочка тормошила его, пока не добилась своего.
— Чего тебе? — раздраженно буркнул Звездочет, разлепляя красные глаза.
— Нам ехать пора.
Звездочет нащупал на груди флягу, побулькал ее содержимым и жадно приник губами к горлышку.
— Чего же ты не искупался в бассейне? — спросила ведьмочка, когда звездочет отпустил порожнюю фляжку, и попробовал встать на ноги.
— А на кой ляд нужна мне молодость? — пробурчал старик в ответ.
Ведьмочка не успела ему ответить. Ее занял иной разговор, происходивший за шелковыми занавесями.
— Ты подумал? — спросила волшебница, опираясь головой на согнутую в локте белую, полную руку. — Ты будешь вечно молодым, и я буду любить тебя вечно.
Ведьмочка затаила дыхание, дожидаясь ответа.
— Я не очень веселый собеседник, и ты быстро соскучишься со мной, — ответил Принц.
— Отказываешься! — воскликнула волшебница скорее с удивлением, чем с гневом.
Ведьмочка перевела дыхание.
— Вечность — это слишком долго.
— Да, — вдруг грустно подтвердила волшебница. — Вечность — это бесконечно долго… Я даже не могу рассердиться, как следует, за твой отказ среди этой Вечности. Но я могу все же чуть-чуть наказать тебя за бессердечие. Ты хочешь тот кусок карты. И я отдам его тебе, а взамен ты освободишь меня, — волшебница обвела рукой вокруг себя.
— Освободить? — и, редкий случай, голос Принца выдал его эмоции — удивление. — Но ты же волшебница!
— Ах, была когда-то! Тысячу лет назад я умела творить волшебство, создала все это, — она обвела вокруг рукой, — но давно уже все позабыла. Теперь я уже не помню ничего, за исключением того волшебства, которым живет дворец.
— И ты не можешь покинуть дворец, — то ли спросил, то ли утвердительно произнес Принц.
— Да, — вздохнула волшебница. — Я позабыла, как это сделать.
— А зачем тебе покидать дворец? По-моему, тут мило.