Шадр

«Есть правда внутренняя и внешняя, — объясняет Шадр. — В первой — суть характера, во второй — счет морщим. Я леплю лишь те морщины, что рождают характер. Меня интересует жизнь человека, а не степень изношенности его кожи».

Правда искусства становится у Шадра концентрацией, обобщением правды жизни.

«Буревестник» называет Шадр вылепленную им голову Горького.

Чуть закончив ее, принимается за другую. Теперь он лепит голову Горького в последние годы жизни. Такой же нервной, темпераментной лепкой. Острым треугольником повисшие усы, острый нос, острые, выпирающие вперед брови. Острота взгляда и чувства становится главным в ней. И лишь глубоко за ними, спрятанные во внешней хмурости, просвечивают доброта и сердечность.

Весь колючий, борец, совесть революции — именно таким представляет его себе Шадр.

Казалось бы, образ писателя продуман до мелочей, до деталей. И тем не менее, приступая к разработке проекта памятника для Москвы, Шадр опять как бы начинает заново.

Опять стоп завален десятками фотографий. Шадр ищет характерный для Горького мотив- движения.

Крымская фотография — Горький на прогулке. Замедленная походка, рука, тяжело опирающаяся на палку, другая — в кармане пиджака. Тяжелая, немного грузная фигура старого, больного человека.

Другая фотография, тоже крымская, — Горький около дачи. То же положение рук, та же манера всем телом опираться на палку.

Горький с начинающими писателями: корпус его чуть-чуть наклонен вперед, правое плечо выдвинуто.

Эти фотографии и легли в основу силуэта писателя: одна рука в кармане, другая — на палке, медленная, осторожная походка, легкий наклон вперед, выступающее правое плечо. Горький как бы идет по жизни, идет неторопливо, размышляя о том, что видит. Болезненное в фигуре снято; старческое оставлено.

«В проекте памятника, — пишет Шадр, — я представляю Горького таким, каким мы знали его в последние годы. Спокойная и ясная, с предельной простотой вылепленная фигура великого мудреца. Он слегка опирается на трость, как будто шел и остановился на мгновение, вопрошающе и с радостной уверенностью смотрит вдаль, в будущее. Зрелые годы гения, прожившего огромную жизнь, отдавшего все свои силы, весь свой талант народу, людям, которых только он умел так любить. В этом старце угадываешь внутренний огонь, способность зажечь сердца миллионов. Великое братство мыслей и чувств в этом человеке, но нет в нем ни усталости, ни равнодушия.

Голова Горького, сжатые губы, вылепленные скулы, глубокие морщины.

Лицо много страдавшего и сумевшего подняться над страданиями человека.

Лицо мыслителя и борца».

Шадр не подтягивает мускулы старческого лица, не омолаживает Горького. Смысл его проекта в контрасте могучей силы духа и слабости тела, в победе духа над слабостью и болезнью. Он не скрадывает прожитых писателем лет, но показывает, что эти годы прожиты недаром. Внимательно, пристально всматривается его Горький в то, что расстилается перед глазами, в новую Москву, сравнивает ее со старой, оценивает. Крепок упор вертикально поставленной палки — уверенно, твердо стоит писатель на своей земле.

Пьедестал? Утес. Массивный кусок скалы. С него будет смотреть писатель на город.

Наступает день конкурса. Щадр экспонирует на нем не один проект, но весь свои труд: три проекта и две скульптурные головы Горького.

В выставке проектов участвуют семнадцать скульпторов. Шадр впервые видит их работы. Некоторые из них активно чужды ему. Это работы Блиновой, вылепившей Горького франтовато-нарядным, позирующим в почти театральной позе; Антропова, подчеркнувшего физическое богатырство писателя.

Это не соперники. Более внимательно присматривается он к проекту для города Горького Королева. Тот предлагает поставить монумент не на откосе, а в кремле, спустив от него ступени к волжским волнам. Это может оказаться очень красиво, величественно.

Нравился Шадру и проект Матвеева — «очень точный по пластическим отношениям».

Но самой сильной соперницей опять оказалась Мухина. Созданный ею проект даже по общему замыслу был похож на проект Шадра — в свободной, гордой позе стоял на высоком постаменте молодой Горький. Вольная мысль и бунтарский дух бушевали в нем. Шадр не мог не оценить ни точности психологического рисунка, ни великолепной лепки головы. «Удивительно удачный портрет!» — говорил он, анализируя выставку.

Его фигура молодого Горького непосредственней, мягче, взволнованней. У Мухиной он более собран, подтянут, строг. У него подчеркнута воля Горького. У нее — ум, интеллект. У него Горький запечатлен в момент начинающегося движения — он сжимает только читанную книгу, он возбужден, возмущен ею; он как бы подводит итоги — что надо изменить и перестроить в этом мире, решает, как это сделать. У Мухиной — он уже все обдумал, решил; у нее он стоит в ожидании большого и важного дела.